Портнихи Освенцима. Правдивая история женщин, которые шили, чтобы выжить

Охрана позволяла заключенным-сотрудникам некоторым образом «покрасоваться» – носить самодельные вышитые фартучки, что было в моде среди привилегированных капо, но слишком выходить за рамки «естественного порядка» не позволяли. Одним из способов наказания была конфискация одежды. Когда работницы фабрики боеприпасов освенцимского комплекса пришили к своим формам симпатичные розовые и голубые воротнички, женщина из СС грубо их оторвала. Тогда работницы придумали им замену и назвали ее «петефи» – в честь революционного венгерского поэта{173}.

Когда Освенцим принимал тогда еще первых евреев, внешний вид Брахи Беркович удивил одного из охранников: «Ты вообще не похожа на еврейку. Почему просто не сказать, что ты арийка?»

К арийцам в лагере относились лучше. Евреи, разумеется, были на самом дне. Но Браха не стала скрываться. Она была готова ко всему, что ждало ее сестру Катьку и подруг Ирене и Рене.

Первым швейным делом Брахи в Освенциме была не починка или подшивка ужасной формы советского солдата, которую ей вручили. Ей, как и остальным заключенным, вручили два лоскутка с четырьмя цифрами на каждом. Один лоскут надо было приклеить на куртку спереди, другой – всегда держать при себе, чтобы показывать в качестве идентификатора или получать порции еды.

Отняв все внешние признаки индивидуальности, нацисты заменили их номерами.

Ирена обратила внимание на то, что у привезенных из Равенсбрюка на одежде под номерами были перевернутые треугольники – винкели. Позже она узнала, что красными треугольниками отмечали политзаключенных, зелеными – преступников, черными – «асоциальные элементы», в основном секс-работниц. Буквами на треугольнике отмечали национальность, например, «P» («П») – это «поляк». Ирена получила номер 2786, ее младшая сестра Эдит – 2787. В одной группе с ними были портнихи Марта Фукс с номером 2043 и Ольга Ковач с номером 2622.

Браха и ее сестра Катька были привезены на четвертом поезде из Словакии; они получили номера 4245 и 4246. Двоюродная сестра Марты Герта приехала на пятом поезде, ее номер – 4787. Француженки Алида Деласаль и Марилу Коломбен получили номера 31659 и 31853 соответственно. Это показывает, как увеличилось количество заключенных к январю 1943 года. К тому моменту, как Гуня Фолькман попала в лагерь в июле, освенцимский комплекс вырос до невероятных размеров. Гуня получила номер 46351. Позже, в мае 1944 года, нумерация снова пошла с начала, но с приставкой A или B, чтобы нельзя было точно посчитать, сколько в лагере человек на самом деле. Сразу отобранные на казнь заключенные не получали номера. Они получали лишь приказ построиться в очереди и отправиться в раздевалки.

Женщинам, привезенным на первых поездах, татуировки сделали через три месяца после прибытия, в июне 1942 года, когда охранники обнаружили, что не могут запомнить всех заключенных при таком количестве смертей. Взглянуть на татуировку с номером куда проще. На трупе тоже.

Женщин, доживших до июня, выстроили в очередь перед двумя словацкими юношами, которые делали всем татуировку на левой руке. Номер 2282 – прежде известная как Хелен Штерн – попросила татуировщика, молодого человека по имени Лале Соколов, не торопиться с введением чернил под кожу, потому что хотела спросить, знал ли он что-то о ее родственниках в мужском лагере. Поэтому цифры на ее руке получились крупнее, чем у большинства{174}. Цифры Брахи тоже были крупнее нужного, но это лишь потому, что татуировщик хотел узнать о своих родственницах в женском бараке.

Все номера записывались в сложную картотеку, которую вели эсэсовцы и некоторые заключенные. Анна Биндер, заключенная-коммунистка, привезенная на первом поезде из Равенсбрюка, была одной из них. Анна заполняла таблицы данных, одну за другой, одну за другой, записывая имя, дату рождения, профессию заключенного и многое другое. Среди многих она зарегистрировала портниху Марту Фукс. Их первая встреча оказалась далеко не последней.

В последние снежные дни зимы 1942 года тысячи процветающих, здоровых девушек стали совершенно неузнаваемыми, превратились в дрожащие создания без возраста и пола. Они стояли по пять человек в ряду: раздетые, оскверненные, обритые, клейменные, в поношенной солдатской одежде.

Они больше не были студентками, домохозяйками, портнихами, секретаршами, возлюбленными, продавщицами, дочками, модистками, певицами, фермершами, гимнастками, учительницами, медсестрами… Они стали просто новоприбывшими. Ненавидимыми, клейменными, безымянными объектами.

– Вот, – сказала Ирена Рейхенберг, стоявшая с сестрой Эдит и подругами из Братиславы. – Вот так мы ходили на работу{175}.

Только для тех, кто пережил первый год, работа стала не кошмаром, а спасением.

6. Хочется выжить