Портнихи Освенцима. Правдивая история женщин, которые шили, чтобы выжить

Как и на любой плантации, «хозяева» считали, что если рабы прислуживают с улыбкой, они и правда рады это делать. Вовсе нет. И заключенные, и местные поляки, работающие прислугой, пользовались своей относительной свободой для создания прочных связей с подпольной деятельностью Освенцима. Друг Марты садовник Франц Даниманн был одним из ключевых участников тайной организации «Кампфгруппе Аушвиц» – «группы борцов Освенцима»{229}. Когда заключенные нуждались в услугах эсэсовского врача Эдуарда Виртса (любимца коменданта, который при этом оказывал поддержку заключенным, работающим в лазарете), один из друзей Марты, заключенный Германн Лангбайн – секретарь доктора Виртса и член «группы борцов Освенцима», – организовал, чтобы из оранжереи Хедвиги украли для фрау Виртс несколько розовых роз. К сожалению, Хедвига была приглашена на праздник и узнала свои розы – как говорили, это была «неловкая ситуация со всех сторон»{230}

Дубиль, пока он рыхлил, сажал, косил, стал частью садового пейзажа и мог беспрепятственно подслушивать разговоры, а затем передавать информацию борцам сопротивления. Во время второго визита Гиммлера в Освенцим в 1943 году Дубиль услышал, как Хёсс говорит, что он убежден: его деятельность в лагере – достойное служение отчизне{231}.

Было очевидно, что, даже если Хёссу не нравилась его работа, он выполнял ее добровольно, не по принуждению. Его участие в геноциде можно было бы назвать «выполнением приказов», но Хёсс безоговорочно поддерживал власть, которая издавала, узаконивала и обосновывала эти приказы. Выполнить приказ по уничтожению десятков тысяч невинных людей действительно было непросто. Но не сохранилось никаких свидетельств, что это как-то нарушало его внутреннюю убежденность: «люди низшего сорта» в Европе должны быть вытеснены достойными немцами.

Портниха Марта Фукс сидела на качелях в саду, за которым ухаживали Дубиль и Даниманн. Ее депортировали, унизили, отняли одежду и взамен дали тюремные тряпки, но она не падала духом. Хедвига нуждалась в Марте для поддержания привычной привилегированной жизни. Марта пользовалась своим положением, чтобы спасать жизни.

«Сейчас я очень сожалею, что проводил мало времени с семьей», – Рудольф Хёсс{232}.

– Можешь покачаться, если хочешь, – сказала Марте маленькая дочка Хёссов. – Мы будем следить, чтобы ты не убежала{233}.

Восьмилетняя Бригитта – рожденная под именем Инге-Бригитта, получившая прозвище «Пуппи» – не считала странным, что у них дома и в саду заключенные. «Они всегда казались счастливыми, всегда были готовы с нами поиграть», – вспоминала она много десятков лет спустя{234}. Хайдетраут – «Кинди» – была старше ее на 16 месяцев. Сестер часто одевали в похожие платья. Были братья – старший Клаус, ему в 1942 году было 12 лет, и Ханс-Юрген, круглый пятилетний малыш, который обожал сладости. Можем предположить, кто шил одежду детям.

Для детей Хёссов сад был площадкой. Летом они плескались в небольшом бассейне с приставленной горкой. Играли со своими далматинцами во дворе и лепили куличики в песочнице. Зимой они катались на санках и прибегали домой обниматься с мамой и пить теплое какао. Заключенные мастерили им игрушки: огромный деревянный аэроплан с крутящимся пропеллером для Клауса, маленький автомобиль для Ханса-Юргена, чтобы он мог в нем кататься, как эсэсовские офицеры по Освенциму.

Марту изначально взяли на виллу прислугой, чтобы она помогала по дому и с детьми, которым нравилось проводить время с теми, кто приходил к ним из мира за высокой кирпичной стеной. С другой стороны, заключенные были рады видеть счастливых детей, даже складывалась взаимная привязанность. Очень трогательной была сцена прощания любимого всеми садовника с детьми. Хедвига не сказала им, что его уводят на расстрел, к «стене смерти» у близлежащего блока 11{235}.

Ханс-Юрген, Кинди и Пуппи обожали Марту – она от природы была наделена добродушием – и были не против дать ей покачаться на качелях. Марта знала, что осторожнее всех надо быть с Клаусом, старшим. Клаус состоял в гитлерюгенде и был задирой. Лео Хегер, шофер Хёсса, рассказывал, что Клаус стрелял в заключенных из рогатки. Данута Жемпейль, польская девушка, которая приходила из города чистить детскую обувь и помогать на кухне, вспоминала Клауса как злобного мальчишку, который всегда был рад ударить или хлестнуть заключенного{236}. Мальчик носил детскую форму СС, подаренную «дядей Гени» – самим Генрихом Гиммлером – и обожал наговаривать на заключенных, которых, по его мнению, надо наказать.

Хедвига рассказывала о его поведении мужу, когда тот возвращался с работы. Снимая форму, Рудольф как бы снимал с себя саму должность коменданта лагеря смерти. Пуппи позже рассказывала, что он был «милейшим человеком на свете»{237}.