Портнихи Освенцима. Правдивая история женщин, которые шили, чтобы выжить

На следующий день больных вынесли из лазарета и уложили на землю. Время отбора. Ирена была на перекличке с остальными «пригодными к работе» заключенными, и смотрела, как в лагерь въезжает вереница военных с собаками. Раппортфюрерин СС Элизабет Дрешлер дежурила у выхода из лагеря, через которых проходили рабочие команды. Указ пальцем – вправо, влево. Ирена прошла.

«Отбор» – такое невинное слово вне контекста. В спокойное время люди отбирают подходящие нити для ткани, отбирают, какая шляпка подойдет к наряду, или какой десерт лучше съесть в кафе. Но в нацистском концлагере слово «отбор» вселяло лишь страх. Во время отбора каждый заключенный висел на волоске от смерти. Многие с него срывались. На платформе проводились отборы только что прибывших, их отправляли направо или налево. На ненадолго продленную жизнь или на верную смерть. Проходили отборы, где заключенные представали перед эсэсовскими врачами совершенно голыми. Любой намек на заболевание или травму – и их отправляли в газовые камеры. Проходили отборы и в лазарете. Там это было еще проще.

Коменданту Хёссу поступил приказ от Гиммлера освободить место в Освенциме для евреев, депортированных из Германии. Тогда Родину наконец можно будет объявить свободной от евреев. Хёсс сначала протестовал. Он сказал, что в Освенциме нет места, на что Гиммлер ему ответил: «Сделайте, чтоб было».

Иногда отбор длился по несколько часов. Даже в самую ужасную погоду. Здоровых, трудоспособных девушек и женщин выбирали из толпы и отправляли в крематорий на смерть. Иногда отбор проводился под прикрытием проверки физподготовки заключенных. Измученных и изголодавшихся заключенных заставляли бегать по главной улице лагеря под четким присмотром женщин из СС с дубинками. Если кто останавливался, их оттаскивали на обочину. Возможно, они не понимали, что от этой пробежки зависит их жизнь. Или настолько устали, что им было все равно{218}.

При отборе иногда проводились садистские тесты: на смерть отбирали тех, кто не мог перепрыгнуть через дренажную канаву, вырытую вдоль центральной улицы Биркенау, Лагрештрассе. У канавы, называемой Кёнингсграбеном[30], регулярно проходили избиения и убийства заключенных. Катька, со слабым сердцем и опухшей больной ногой, никак не могла бы ее перепрыгнуть. К счастью, ей помогли. Браха и другая девушка приподнимали ее с обеих сторон во время прыжков.

– Эй! Почему так близко прыгаете? – прокричал кто-то из охраны.

Браха не растерялась и ответила:

– Мы просто не хотели нарушать строй…

Охранник их не тронул.

Иногда отбор проводился вполне конкретным образом: пациентов просто выводили из палат лазарета. Эсэсовский врач Йохан Кремер описал в личном дневнике, как 5 сентября 1942 года женщин, выведенных из лазарета для заключенных в Биркенау, раздели на улице, загнали в фургон и отвезли в блок 25. Для убийства.

– Они молили эсэсовцев сохранить им жизнь, они рыдали, – рассказал он на послевоенном суде.

В тот же день доктор Кремер также записал, что он прекрасно пообедал – томатным супом, курицей с картошкой и краснокочанной капустой, а также «великолепным мороженым»{219}.

Одним ужасным осенним днем, после того как больных вынесли из лазарета, а Ирену признали пригодной к работе, она вернулась с работы и обнаружила, что лазарет опустошен. Перед ним лежала огромная гора ботинок, и среди них были ботинки восемнадцатилетней Эдит. Ирена сразу поняла, что это значит. Ее младшая сестра мертва. Ирена упала на землю и закричала, настолько невыносима была боль утраты.

«Мне больше не хотелось жить», – Ирена Рейхенберг.

Ирена лежала на верхней койке в своем бараке, на кишащем вшами мешке соломы. Ей не хотелось вставать. Она не собиралась идти на работу. Когда Браха вернулась со своей смены, она обнаружила Ирену в слезах.

– У меня украли одеяло, – всхлипнула она. Сил возвращать одеяло у нее не было.

Но у Брахи хватало сил на них двоих. Она сказала: «Тебе нельзя тут оставаться! Надо вставать, надо работать».

В бараке была еще одна их старая подруга. Обращаясь к Ирене, она прошептала: «Или можно пойти к ограде».

Ограда из колючей проволоки разделяла разные части лагерного комплекса. У них стояли смотровые башни и патрульные с собаками. Проволока сильно била током. Отвечал за нее заключенный-электрик по имени Генрик Порембский. Он должен был регулярно проверять, нет ли сбоев в работе проволоки, протянутой на много километров. «Пойти к ограде» не означало «попытаться сбежать», это значило «покончить с собой».