Портной из Панамы

— Только в самом крайнем случае, Энди, когда не успевает справиться. В основном, по четвергам, чтоб освободиться к уик-энду и побыть с ребятишками, пока я развлекаю своих клиентов. Но за переработку ей не платят. Эксплуатируют, можно сказать, совершенно бессовестно. Хотя вообще-то заплата у нее вполне сопоставима с американскими стандартами. Вполне приличная, уверяю вас.

— И что она с этим делает?

— С работой? Ну, как что, вкалывает. Печатает на машинке.

— Да нет, с наваром. С бабками. С зарплатой.

— Все отправляется на наш общий счет, Энди. Луиза считает это правильным и справедливым, поскольку она очень хорошая жена и мать, — с гордостью ответил Пендель.

И, к своему удивлению, вдруг почувствовал, что весь так и залился краской, а на глазах выступили слезы. Он всячески пытался загнать их обратно, туда, откуда пришли. Но Оснард, похоже, не замечал этих его усилий. Сам не краснел, и ни намека на слезинку не было видно в его круглых и черных глазах-пуговицах.

— Бедная женщина трудится на износ, чтоб рассчитаться с Рамоном, — безжалостно произнес он. — И даже не догадывается об этом.

Если Пенделя и потрясло такое жесткое справедливое высказывание, внешне это не было заметно. Он возбужденно оглядывал посетителей, на лице сияла приветливая, полная приятного предвкушения улыбка.

— Гарри! Мой друг Гарри! Бог ты мой, кого я вижу! Вот радость-то!

Через зал на них надвигалась огромная фигура в анилиново-красном смокинге. Мужчина неуклюже задевал столы, что вызывало крики возмущения, бокалы опрокидывались, содержимое их выплескивалось на скатерти. Это был еще довольно молодой и привлекательный человек. Завидев его приближение, Пендель вскочил на ноги.

— Сеньор Мики, сэр! Счастлив, что вы наконец вернулись! Как поживаете, как дела? — принялся возбужденно расспрашивать он. — Знакомься, Энди Оснард, мой приятель. А это Мики Абраксас, Энди. Выглядишь посвежевшим, похорошевшим. Почему бы тебе не присесть?

Но Мики хотелось продемонстрировать свой смокинг, а сидя сделать это было трудно. Уперев руки в бока и смешно оттопырив пальцы, он на манер какой-нибудь модели, расхаживающей по подиуму, проделал несколько уморительных пируэтов и тут же ухватился за край стола, чтоб не упасть. Стол закачался, две тарелки свалились на пол и разбились.

— Ну, как тебе нравится, Гарри? Гордишься своей работой? — спрашивал он на американском английском и очень громко.

— Очень красиво, Мики, — искренне восхитился Пендель. — Я как раз говорил Энди, что никогда в жизни не видел лучшей пары плеч и шить на такую фигуру было истинным удовольствием, верно, Энди? А теперь почему бы нам не присесть и не выпить по рюмочке?

Но Мики не сводил глаз с Оснарда.

— А вы что скажете, мистер?

Оснард непринужденно улыбнулся.

— Мои поздравления. Сразу чувствуется непревзойденный почерк «П и Б». Центр находится ровно по центру, не придерешься.

— Кто вы такой, черт побери?

— Он мой клиент, Мики, — поспешил вставить Пендель, изо всех сил стараясь, чтоб разговор принял мирный оборот, что делал всякий раз в присутствии Мики. — Звать Энди. Я тебе говорил, но ты, похоже, не слушал. А Мики учился у нас в Оксфорде, верно, Мики? Расскажи Энди, в каком колледже ты учился. Мики у нас также большой поклонник английского образа жизни, время от времени его назначают президентом нашего Англо-панамского общества культуры, правда, Мики? А Энди у нас очень важный дипломат, да, Энди? Работает в британском посольстве. А Артур Брейтвейт шил костюмы еще его покойному отцу.

Мики Абраксас переварил все это, но не выказал особого удовольствия. Смотрел на Оснарда мрачно, сразу было видно, что это зрелище не доставляет ему удовольствия.

— А знаете, что я сделал бы, если б был президентом Панамы, а, мистер Энди?

— Почему бы вам не присесть, Мики? Потолкуем, послушаем, что к чему.

— Да я бы тут кучу народу перебил. Нет никакой надежды, ни для кого из нас. Бог дал нам все, из этой страны мог получиться настоящий рай на земле. Плодородные земли, пляжи, горы, леса и поля, куча всякого зверья. Палку в землю воткни — и вырастет плодовое дерево, и люди так красивы, что просто хочется плакать. И чего мы добились? Что у нас тут процветает, а, скажите на милость? Обман. Заговор. Ложь. Предательство. Притворство. Воровство. Люди обкрадывают друг друга, умирают с голоду. Каждый ведет себя так, словно на белом свете существует лишь он один. Мы так глупы, коррумпированы, слепы, что просто удивительно, как это земля еще не разверзлась под нашими ногами! Мы продаем свои земли этим гребаным арабам. Вы обязательно должны рассказать это все своей королеве.

— Просто не терпится, — галантно ответил Оснард.

— Вот что, Мики, если не сядешь через минуту, я на тебя рассержусь. Устраиваешь тут целый спектакль, ставишь меня в неловкое положение.

— Ты меня больше не любишь?

— Ты прекрасно знаешь, что люблю. Сядь же наконец, будь умницей.

— А где Марта?

— Дома, наверное, где ж еще ей быть, Мики. Живет в Эль Чорилло. Занимается, наверное.

— Страшно люблю эту женщину.

— Рад слышать, Мики. Марта тоже тебя любит. А теперь присядь.

— Ты ее тоже любишь.