Портной из Панамы

— Эти ваши японцы, Энди, наверное, вы повстречались с кем-нибудь из них недавно, потому и спрашиваете… так вот, к слову о японцах, я бы сказал, их присутствие в Панаме весьма ощутимо. Потому как знаю, что говорю, не напрасно прожил здесь почти двадцать лет, — радостно затараторил Пендель, довольный тем, что можно наконец сменить тему и не обсуждать больше близкого ему человека. — Тут вам и целые процессии этих японцев, развлекающих толпу, тут вам и японские духовые оркестры, и японский рынок морепродуктов, с которым, как считают сами японцы, они познакомили здешний народ. Работает даже образовательный телеканал, основанный японцами, — добавил он, судорожно пытаясь вспомнить одну из немногих программ, которую дозволялось смотреть его детям.

— И кто же здесь главный японец?

— В смысле клиентуры, Энди? Ей-богу, не знаю. Эти японцы такие загадочные. Надо будет спросить Марту. Есть один. С него снимают мерку, а еще шестеро кланяются и фотографируют, так мы подшучиваем над ними, и знаете, недалеки от истины. Есть мистер Йошио, из какой-то там их торговой миссии, иногда заскакивает в ателье; есть мистер Тошиказу из посольства, но только я не знаю, фамилии это или имена, надо будет посмотреть в журнале.

— Или спросить Марту.

— Именно.

Снова ощутив на себе цепкий взгляд черных глаз Оснарда, Пендель решил отвлечь его от темы и одарил ослепительной улыбкой, но не помогло.

— У вас вроде бы обедал даже сам Эрни Дельгадо? — спросил Оснард, чем снова смутил Пенделя, поскольку тот ожидал дальнейших расспросов о японцах.

— Нет, Энди, что вы! Как можно!..

— А что тут такого особенного? Он босс вашей жены.

— Не думаю, чтоб и Луиза это одобрила, нет, вряд ли.

— Но почему нет?

И снова вмешался этот бесенок. Тот самый, что вдруг выпрыгивает невесть откуда, дабы напомнить нам, что ничто не проходит бесследно, что секунда ревности способна отравить всю жизнь. И единственное спасение для всякого доброго человека — это просто постараться затолкнуть его как можно глубже, чтоб не высовывался.

— Эрни из тех, кого я называю человеком сложным, Энди. И всегда оставался таким, даже при нем, «сами знаете при ком», редко когда не притворялся. Лобызался и выделывался перед своими дружками либералами, вы уж извините меня за выражение, но стоило им отвернуться, сразу бежал к нему, «сами знаете к кому». И «да, сэр, нет, сэр, чем могу служить, ваше высочество?».

— А вот об этом первый раз слышу, хотя… чему удивляться? И все равно — здесь для большинства он, видимо, белый человек, этот Эрни?

— Именно тем он и опасен, Энди. Да спросите хоть Мики! Эрни — айсберг. И большая его часть остается под водой, я бы так выразился, недоступна взору.

Оснард разломил рогалик, намазал маслом и начал жевать, ритмично двигая нижней челюстью. Но по черным камушкам-глазам было видно — он хочет большего, нежели просто хлеба с маслом.

— А эта комната наверху, у вас в ателье… «Уголок спортсмена»…

— Вам там понравилось, да, Энди?

— Никогда не думали превратить ее в клуб для клиентов? Ну, такое место, где они могли бы расслабиться. Все лучше, чем продавленный диван и кресло в гостиной на первом этаже по четвергам, я прав?

— Я и сам думал о том же много раз, Энди. И, следует признать, просто потрясен тем, как вам пришла в голову та же идея во время первого посещения. Но я всегда наталкиваюсь на одно и то же непреодолимое препятствие. Куда прикажете тогда девать «Уголок спортсмена»?..

— Где выставить весь этот хлам?

— Да. Именно.

— Ой, не смешите меня!

— Все эти спортивные принадлежности придают заведению особый шик, Энди. И если я их не продам, продаст кто-то другой, а заодно перехватит у меня и всех клиентов.

«А он не делает ни одного лишнего движения, — с тревогой подумал вдруг Пендель. — Был у меня как-то такой сержант полиции, ну прямо копия. Никогда не переплетал пальцев, не скреб в затылке, не ерзал задницей по сиденью. Просто сидит и смотрит на тебя этими своими глазищами».

— Что, снимаете с меня мерку для костюма, да, Энди? — шутливо спросил он.

Но отвечать Оснарду не пришлось, поскольку взгляд Пенделя тут же метнулся в сторону, в дальний угол зала, где за длинным столом шумно рассаживались только что прибывшие новые гости, человек двенадцать мужчин и женщин.

— А вот вам, если так можно выразиться, и вторая половинка уравнения! — воскликнул он, обмениваясь энергичными приветственными жестами с человеком во главе стола. — Надо же, Рафи Доминго собственной персоной! Еще один друг Мики. Как вам это нравится?

— Какое еще уравнение? — спросил Оснард.

Пендель приложил ладонь ко рту чашечкой, чтобы не слышали посторонние:

— Эта дама рядом с ним, Энди.

— Что такого особенного в этой даме?

— Она жена Мики.

Продолжая поглощать еду, Оснард покосился в сторону стола в дальнем углу.

— Та, что с большими сиськами?

— Правильно, Энди. Просто удивительно, на ком только не женятся люди, верно?

— Дайте мне этого Доминго, — произнес Оснард таким тоном, словно просил выдать ноту «до».