Пендель затаил дыхание. Голова у него кружилась, он чувствовал, что страшно устал, но, похоже, никакого перерыва ему никто давать не собирался.
— Летает на собственном самолете, — капризным тоном заметил он.
Эти сведения он вынес из своего ателье.
— Зачем это?
— Владеет целой сетью роскошных отелей, в которых никто не останавливается.
Еще одна сплетня, почерпнутая уже вне города.
— Зачем?
И тут Пенделя, что называется, прорвало:
— Отели принадлежат некоему
— Ну и?..
— Ну и вот. Ходят слухи, что этот самый
— Черт, ради чего?
Тут подошел официант, и, пока он наполнял бокалы водой, оба хранили заговорщицкое молчание. Звяканье кубиков льда в бокалах напоминало звон крошечных церковных колоколов. В ушах у Пенделя стоял шум.
— Тут можно только гадать, Энди. Рафи ни черта не смыслит в гостиничном бизнесе, но в данном случае это не проблема, как я уже сказал, отели все равно пустуют. Не тратят ни цента на рекламу, а если, допустим, ты придешь и попросишь номер, тебе вежливо так ответят, что свободных номеров сейчас просто нет.
— Что-то я не совсем понимаю…
«Рафи бы ничего не имел против, — решил про себя Пендель. — Рафи — он как Бенни. Он бы сказал: Гарри, мальчик, говори этому Оснарду что угодно, лишь бы он был счастлив, только без свидетелей».
— Каждый день из каждого отеля поступает на банковский счет по пять тысяч долларов, смекаете? Один или два таких успешных в финансовом смысле года, когда на счетах у отелей будут кругленькие суммы, а потом их продают с аукциона. И по чистой случайности покупателем окажется Рафи Доминго, который формально не имеет к ним ни малейшего отношения. Отели, разумеется, в превосходном состоянии, что неудивительно, поскольку ни один постоялец в них ни разу не переночевал, а на кухне не приготовили ни одного гамбургера. И весь этот бизнес будет признан вполне законным, поскольку здесь, в Панаме, деньги трехлетней давности считаются не просто респектабельными, это антиквариат.
— И еще он трахает жену Мики.
— Так говорят, Энди, — ответил Пендель, и голос его звучал кисло, поскольку эта последняя деталь была истинной правдой.
— Сам Мики, что ли, говорит?
— Ну, не прямым текстом, Энди. И не слишком распространяется на эту тему. В случае с Мики есть еще одна подспудная причина. — Его снова, что называется, понесло. Зачем он это делает? Что движет им? Наверное, просто присутствие Энди. Актер — он всегда актер. Если зритель не с вами, значит, против вас. А возможно, он, Пендель, легенда которого только что разлетелась в прах, хотел приукрасить и обогатить легенды других. Возможно, он, перекраивая окружающий мир на свой лад, чувствовал, что и сам оживает, обновляется.
— Дело в том, Энди, что Рафи один из них. И если уж откровенно, одна из ведущих фигур.
— Ведущих в чем?
— В рядах молчаливой оппозиции. Среди ребят Мики. Среди тех, кто ждет своего часа, так я их называю. Рафи, он ведь тоже битцер.
— Кто?
— Битцер, Энди. Такой же, как Марта. И я. Полукровка, только в его случае полуиндеец. В Панаме нет расовой дискриминации, но здесь не слишком привечают цветных, особенно вновь прибывших, и чем выше стоит человек на социальной лестнице, тем больше кривит лицо и морщит нос. Я называю это горной болезнью.
Он только что выдал новенькую свеженькую шутку и намеревался включить ее в свой постоянный репертуар, но Оснард, похоже, пропустил ее мимо ушей. А если и не пропустил, то не счел смешной. И лицо у него при этом было такое… Пендель долго не мог подобрать сравнения, но потом нашел: Оснард скорее предпочел бы увидеть публичную казнь.
— Оплата по результатам, — сказал Оснард. — Договорились? — Он втянул голову в плечи, отчего голос звучал приглушенно.
— Того же принципа я придерживался всегда, Энди, с первого же дня, как открыл свое заведение, — поспешно ответил Пендель, одновременно пытаясь вспомнить, когда он сам платил кому-либо по результатам.
И почувствовал, как закружилась у него голова — наверное, от выпивки и ощущения некой нереальности. Он хотел было добавить, что того же принципа придерживался и покойный Артур Брейтвейт, но вовремя спохватился, вернулся на грешную землю. И подумал, что трепа на сегодня достаточно и что истинный артист должен ограничивать себя, пусть даже ему и кажется, что он способен продолжать всю ночь в том же духе.
— В наши дни уже никто не стыдится коммерческих мотивов. Единственная штука, которая заставляет мир вертеться.
— Совершенно согласен с вами, Энди, — заметил Пендель и догадался, что Оснард тем самым хочет подчеркнуть прискорбное состояние дел в Англии.