Читаем Портрет полностью

— Напрасно, — усмехнулась она. — У нас хороших фольклористов не хватает. Впрочем, их всюду не хватает, даже в Москве.

Я о Москве ничего не знал и промолчал.

«Совсем она не оглобля, — подумал я в коридоре. — Старше лет на десять, но лицом и фигурой даст фору многим, кто младше ее. Ну что, к своим розам?»

Моими эти розы были год назад, но еще не забылись ни их запахи, ни изгибы лепестков, ни острота колючек.

Мое появление в мемориальном кабинете розы встретили радостными восклицаниями.

— А мы думали, уже не увидим тебя, — сказала Зина. — Похудел. Конечно, у нас сидел как у Бога за пазухой, мы тебе и баранку, и конфетку, и воды в рюмочку…

— И сладкой воды, и кислой, — подхватила Валя.

— Даже горькой, — добавила Лариса. — На телевидении дают?

— Дают, — кивнул я. — Догоняют и еще дают.

Лида молчала. А с ней мы иногда все же встречаемся. Может, реже, чем хотелось бы, но раз в месяц она у меня бывает.

Розы, видимо, обо всем знают, оттого и не спрашивают, почему Лида молчит. И не смотрит на меня.

— Много приходится ездить? — спросила Зина. Среди роз она самая бойкая на язык.

— В основном летать, — сказал я. — Страна уж больно большая.

— А мы автобусом, — кивнула Зина. — К матери в Слуцк не налетаешься.

Девушки засмеялись.

— Я слышала, в Ташкенте был? — уставилась на меня своими янтарными глазами Зина.

Про Ташкент рассказала, конечно, Лида. Там жил ее родной дядя, между прочим, белорусский писатель. Но о дяде никто из узбекских писателей мне ничего толком не сказал. Я, правда, не очень и расспрашивал. Меня там интересовал Якуб Колас.

Я посмотрел на портрет классика. Дядька Якуб был вполне удовлетворен происходящим в кабинете. Взгляд добрый, на губах улыбка. Нечасто его таким увидишь.

— К шефу не заходил? — спросила Валентина.

— А его нет сегодня, — ответила вместо меня Зина. — Заседание у президента академии.

— Откуда ты все знаешь? — удивилась Лариса.

— Оттуда, — хмыкнула Зина.

— Надо идти, — вздохнул я. — Приглашу как-нибудь всех вас на вечер в Дом литераторов. Мужья отпустят?

— Отпустят, — ответила за всех Зина.

Лида промолчала. За все это время она ни разу не подняла на меня глаза.


8

Я принес папку с тремя рассказами в журнал «Полымя».

— Зарегистрируйте, — велел Кирзанову заведующий отделом прозы Николай Иванович Сошников.

В этом журнале сотрудники друг к другу обращались на «вы».

Слава послушно раскрыл толстую тетрадь и сделал в ней запись.

— На современную тему? — спросил Сошников.

— Да, — ответил я.

— Это хорошо, нам нужна современность, — кивнул головой с большими залысинами заведующий.

Слава моргнул мне, чтобы я подождал в коридоре. Николай Иванович сделал вид, что не заметил этого.

— Ну как? — спросил я, когда Слава вышел ко мне.

— Работаю, — оглянулся он по сторонам. — Пойдем на улицу.

«Боится», — подумал я.

— Не боюсь, но лучше, чтобы никто не слышал.

— Почему?

Слава пожал плечами.

В «Маладосці», которая размещалась в здании ЦК комсомола, сотрудники не боялись говорить с авторами ни в кабинетах, ни в коридоре.

— У нас места мало, — сказал Слава. — Что ни скажешь, все сразу долетает до ушей главного.

— А мы ничего секретного не говорим.

Слава опять пожал плечами.

— Молодых авторов часто даете? — спросил я.

— Редко, — сказал Слава.

— Значит, напрасно принес свои рассказы?

— Они же у тебя, наверно, не про деревню.

— Нет, — признался я.

— Я, конечно, прочитаю и передам их заведующему, но у нас и заместитель читает, и ответственный секретарь. Я уж не говорю о главном.

— Строгий?

— Идеологически требовательный.

— Я ничего такого и не пишу.

— А язык?

Да, с языком могли быть проблемы. Как сказали мне в отделе прозы журнала «Маладосць», в моем языке хватало и русизмов, и канцеляризмов, даже молодежный сленг попадался.

— Хорошо, хоть азбукой Морзе не пишешь, — сказал Слава.

Мы засмеялись.

— А что на телевидении? — спросил Слава. — Поэты не выкаблучиваются?

— Теперь их выступления записываем. Но я вообще-то поэтами не занимаюсь. «Литературная Беларусь», «Поэзия слова народного», творческие портреты. Быстрее выходи в классики, сделаю к юбилею портрет.

— К какому юбилею? — вытаращил глаза Слава.

— Тридцатилетнему.

Мы опять засмеялись.

— Если на телевидении отметят мой тридцатилетний юбилей, из «Полымя» точно уволят. Здесь к юбилеям относятся строго.

— Потому что солидные люди. Это мы шпана подзаборная.

— Ну, не такая уж и шпана. Я повесть пишу.

— Про деревню?

— Частично. Главный герой — грибовар.

— Ишь, кого нашел. Что, и вправду варит грибы?

— Да у нас их хоть косой коси. А дед Микита варит. Тоже надо уметь.

— Все надо уметь, — согласился я. — В том числе писать рассказы и повести. За роман еще не брался?

— Нет, — вздохнул Слава. — Сошников тоже романы не пишет.

— У нас многие не пишут.

— Во-первых, нужен жизненный опыт. Ну и талант, наверно. Некоторые, правда, начинают сразу с романов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жизнь за жильё. Книга вторая
Жизнь за жильё. Книга вторая

Холодное лето 1994 года. Засекреченный сотрудник уголовного розыска внедряется в бокситогорскую преступную группировку. Лейтенант милиции решает захватить с помощью бандитов новые торговые точки в Питере, а затем кинуть братву под жернова правосудия и вместе с друзьями занять освободившееся место под солнцем.Возникает конфликт интересов, в который втягивается тамбовская группировка. Вскоре в городе появляется мощное охранное предприятие, которое станет известным, как «ментовская крыша»…События и имена придуманы автором, некоторые вещи приукрашены, некоторые преувеличены. Бокситогорск — прекрасный тихий городок Ленинградской области.И многое хорошее из воспоминаний детства и юности «лихих 90-х» поможет нам сегодня найти опору в свалившейся вдруг социальной депрессии экономического кризиса эпохи коронавируса…

Роман Тагиров

Современная русская и зарубежная проза
Люди августа
Люди августа

1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.Попытка разгадать эту тайну станет судьбой. А судьба приведет в бывшие лагеря Казахстана, на воюющий Кавказ, заставит искать безымянных арестантов прежней эпохи и пропавших без вести в новой войне, питающейся давней ненавистью. Повяжет кровью и виной.Лишь повторив чужую судьбу до конца, он поймет, кем был его дед. Поймет в августе 1999-го…

Сергей Сергеевич Лебедев

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза