Портрет А

Они виделись еще два раза во время других поездок Гинзберга в Париж. Вот последняя встреча.

«Возвращаясь из Индии, я снова оказался в Париже в 1965 году и вдвоем с Грегори Корсо шел к Анри Мишо, чтобы оставить ему записку. Нам не удавалось с ним встретиться несколько дней, пока однажды, когда мы возвращались с бульвара Сен-Жермен, Грегори не заметил Мишо, переходящего улицу Сен-Жак. Мой приятель заорал (как подросток из нью-йорской банды в Нижнем Ист-Сайде орет старому еврею-колбаснику): „Эй! Анри!“

Анри перешел на нашу сторону улицы. „Вы получили мою записку?“ — „Нет, а вы мою?“ — „Я вам назначил встречу на завтра“. Мы втроем болтали, стоя вокруг фонаря, — еще одна неожиданная встреча на этой планете, и тут Мишо краем глаза заметил посреди улицы броско одетую молодую женщину — туристку или журналистку, которая навела на нас фотоаппарат. Он отвернулся и прикрыл лицо. Меня в те времена мало кто знал, но я все равно вообразил, что нас узнали, и размечтался, какой был бы подарок судьбы, если бы эту случайную встречу запечатлели для вечности. „Дорогой поэт Гинзберг, — наивно сказал Мишо, — это, вероятно, вас хотят сфотографировать, а я отойду“. Я был смущен, я испугался, а вдруг он решит, что мы караулили его на улице с фотографами, и вот подстерегли, а дальше нас уже ждет самолет, чтобы умчаться в Штаты вместе с фотографиями-трофеями — для журнала „Лайф“ или еще какого-то варианта Вечности. Я хотел сказать ему: „Нет же, по-моему… мне кажется, что это они как раз вас хотят сфотографировать“. Но я был слишком смущен и пристыжен, чтобы произнести хоть слово. Тем временем та дама что-то нам говорила. Неужели правда просила посмотреть в ее сторону и улыбнуться?

„Будьте любезны, господа, вы не могли бы отойти? Я хочу сфотографировать вон те ворота у вас за спиной“.

„Нет, нет, — сказал Мишо. — Прошу вас, господин Гинзберг, вы должны быть на этом фото один“, — он не расслышал или не понял и все еще старался отмежеваться от моих малопривлекательных прожектов.

„Господа, будьте любезны, отойдите от ворот, чтобы я могла их сфотографировать“, — повторила дама. Лицо Мишо озарила радость и осознание абсурдности положения — в этом лице появилось что-то совершенно китайское, и мы пошли дальше, склонившись друг к другу и указывая руками дорогу, словно милые чаплинские герои.

А между тем в моем распоряжении не только не было самолета, но и пойти мне было особенно некуда, и практически не на что было поесть. Вернувшись на землю, Мишо с отцовской щедростью подарил мне несколько тысяч франков, которые я со стыдом принял. Мы договорились встретиться на следующий день, чтобы вместе пообедать».

Во время их предыдущей встречи в 1961 году Мишо, по словам Гинзберга, сказал, что его все меньше и меньше интересуют видения тех, кто принимает наркотики, и все больше — то, как они доносят до нас свой опыт и чем занимаются потом.[89]

Это, вероятно, важная фраза для понимания того, чего на самом деле Мишо хотел от наркотиков. Мишо-экспериментатор, наверное, интересовался всем процессом, но Мишо-писатель в первую очередь ставил себе цель — и непростую — передать ощущения, с которыми «нормальное» сознание не сталкивается, а в «нормальном» языке нет ютовых средств, чтобы их описать. Переводить эти тексты трудно: они как стихи, потому что слова стоят на непривычных местах и употребляются в непривычных смыслах, образуя непривычные фразы. Главное в них, наверное, — скорость, скорость слова, которое стремится поспеть за сознанием и ощущением. Старый сюжет, о котором Мишо задумывался еще во времена интереса к сюрреализму. «Я был речью, которая старалась поспеть за мыслью. Дружки той мысли следили за гонкой. Ни один не желал на меня делать ставку, а было их там шестьсот тысяч, и все смотрели в мою сторону и смеялись» (из цикла «Загадки»). Может быть, для того, чтобы помочь речи поспеть за мыслью, он и обратился к мескалину — ускоряющему в человеке все.

Пробовал он пользоваться не только речью и рисунками. В 1964 году Мишо вместе с режиссером научно-популярных фильмов Эриком Дювивье сняли короткометражный фильм «Images du monde visionnaire» («Образы из мира видений»), в котором они хотели передать видения, спровоцированные двумя психотропными веществами. Фильм, в который Мишо вложил массу сил, получился, как говорят, плоским и не потрясал воображение — знатоки винят в этом режиссера, не обладавшего большой фантазией. После этого опыта Мишо больше не экспериментировал с кино.