Портрет блондинки в голубом

Роберт Мусинович Оберсон с виду был тщедушным старикашкой, возраст которого близился годам к ста. Однако под этим беззащитным ликом скрывался человек, который в своем хиленьком кулачке вот уже полвека умудрялся держать черный рынок антиквариата если не всей России, то, по крайней мере, ее центральной части. Через его руки проходили многие ценности, некоторым из них полагалось висеть в музеях или храниться в запасниках. Но они уже давно гуляли по частным коллекциям, о чем, музейные работники даже не догадывались, потому что эти ценности с успехом заменяли искусно выполненные подделки. Петр Бочкин знал Роберта Мусиновича еще со времен своей работы на Петровке. Тогда тот помог ему отыскать похищенную из Третьяковской галерее картину. Потом Петр спас старика от неминуемой смерти. С тех пор у них установились хоть и не теплые, но вполне дружеские отношения. На том основании Бочкин и заглянул к старейшему московскому антиквару, который яко бы «отошел от дел» и пребывал на пенсии, но по существу продолжал то, чем занимался с юношеских лет: оценивать и продавать предметы искусства. Теперь он переместил свой кабинет из антикварного магазина, что на Старом Арбате в собственную квартиру, которая находилась в доме, стоящим в ста метрах от бывшего его места работы. Оберсон встретил Петра хмурым приветствием и пригласил в гостиную, которая больше напоминала антикварную лавку. Тут даже пепельницы были предметами старины, не говоря уж о мебели, люстре и ковре. Бочкин аккуратно умостился в кресло времен Людовика XVI-го и исподлобья глянул на хозяина дома. Почему-то он всегда при нем чувствовал себя учеником с плохой успеваемостью по всем предметам. Может быть, дело было в возрастной разнице. При Роберте Мусиновиче хотелось слушать внимательно, говорить вполголоса, а речи свои тщательно обдумывать.

— Давненько мы не встречались, — проскрипел антиквар, — Странно, что ты вообще появился. Я слышал, ты ушел на вольные хлеба, следишь за неверными бабами…

Он презрительно хмыкнул, словно действительно уважал работников Петровки и недоумевал, как можно было расстаться с такой почетной службой ради доли частного детектива.

— Ну, не все мои дела касаются неверных жен, — в свою очередь ухмыльнулся Петр, — Неверные мужья тоже попадаются.

— И чего тебе от меня нужно в таком случае? — Роберт Мусинович вздохнул и тяжело опустился в кресло напротив, — Я вроде уже не по твоей части. Я вообще не помню, когда изменял в последний раз. Да и Софа моя померла уж почитай лет двадцать тому назад.

Его маленькие серые глазки уперлись в Бочкина, и тот почувствовал, как в его тело вонзились две иглы. Он непроизвольно дернулся, но взял себя в руки и ответил:

— У моей клиентки пропал портрет работы художника Бурхасона. Вернее, ее портрет находился в его мастерской.

— Это которого шлепнули? — проскрипел антиквар.

— Он самый.

— Ай, — отмахнулся Оберсон, — Я такой мазней никогда не занимался, ты же знаешь. Меня интересуют настоящие шедевры, а это малялово оставь для нуворишей. Они своего гения кокнули, они же и его наследие делят. Тут я тебе не помощник.

— Но может вы что-то слышали?

— Слышал? — переспросил антиквар, и частный детектив уловил насмешку в его голосе, — Да я про такую ерунду и слушать не стану. Бурхасон! Нашли, тоже мне, художника. Помяни мое слово, уже через год о нем и знать-то никто не будет. Появится еще какой-нибудь писака, будет малевать портреты для нашей буржуазии. Свято место пусто не бывает.

— Сам знаю, — буркнул Петр и поднялся, поняв, что разговор ни к каким результатам не приведет, — Но клиентка жаждет отыскать свой пропавший портрет. Он предназначен для галереи в Конго.

— В Конго? — прищурился Оберсон, — Ну, там самое место мазне этого горе художника. Пускай черноликие восторгаются.

Бочкин уже вышел в прихожую, когда за его спиной проскрипел голос хозяина дома:

— Милок, ты жучок-то забери. Нече добро разбазаривать. Я ведь его в унитаз спущу, а для тебя лишняя растрата.

* * *

Из квартиры Оберсона Петр Бочкин выкатился красным от злости и стыда. И как он мог забыть, что маленькие подслеповатые глазки старика подобны снайперским прицелам. Да и вообще, черт его дернул, крепить жучок под кресло, на котором, может быть, сам этот Людовик VI-й и сиживал! Что он хотел узнать? Ни дать, ни взять, профессиональная привычка — это самая настоящая болезнь! Бочкин клял бы себя и дальше, если бы не телефонный звонок.

— Спаси меня, — почему-то прошептал ему в ухо следователь Кутепов.

— В смысле? — не понял Петр.

— Спаси, говорю! — так же страстно прошептал следователь с Петровки, — Забери ты ее отсюда. Она уже третий час сидит и не выходит. А у меня мозги кипят.

— Да о ком ты говоришь?!

— О клиентке твоей, мать ее! О Маргарите Вячеславовне Телегиной! Забери ее, иначе я тебя лишу выгодного заказчика. У меня уже сотый раз рука к пистолету тянется, могу и не удержаться.

* * *