Портрет девочки в шляпе

– И что? – Лора вопросительно посмотрела на коллегу. – Хотите начать сбор средств на реставрацию?

– Вы что, ничего не увидели?

– А что я должна была увидеть, кроме того, что показали?

Чернышевский посмотрел, словно его разыгрывают.

– В самом деле ничего такого, – приложив руку к груди, уверила она. – Если ты про ущерб, то он, кстати, не такой уж и большой. Горели ведь не покрышки, а бумага или картон. Копоть легла поверху, сама роспись, скорее всего, цела. По крайней мере…

Гаврила отмотал запись, включил и поставил на паузу.

– Смотрите сюда.

Лора посмотрела. На экране крупным планом иконы в золоченых окладах. Некоторые старинные, другие – новодел. В углу совсем потемневшая. Вроде Богородица с младенцем, но рассмотреть сложно. По очертаниям фигур видно, что сына она держит на руках, сама сидит, развернувшись вполоборота влево. Младенец прижался к матери. Лора сунулась ближе к экрану. Сохранилась часть красного одеяния и темного покрывала на голове женщины. Лица тоже видны, но неотчетливо. И светлые кудряшки младенца.

– Ну, что скажете? Увидели наконец?

Лора молчала, вглядываясь в изображение.

– Может быть, я ошибаюсь, – наконец произнесла она, – но это не икона.

– Ага!

– Чего «ага»?

– А того, что вы правы!

Чернышевский покачался на месте, словно собираясь сигануть в прорубь, и заявил:

– Это светский портрет! Конец восемнадцатого века!

– Возможно.

– Предполагаю, что это портрет графини Софьи Владимировны Строгановой с сыном Александром! – победным голосом сообщил он. – Это не окончательно, но многое говорит в пользу моей версии. Конечно, автора я определить не смог, ведь эту Софью Строганову, как вы знаете, кто только не писал. Во-первых, Элизабет Виже-Лебрен, во-вторых, наши соотечественники – Иван Тупылев и Киприан Мельников, правда, этот сделал портрет на кости, но…

– Все портреты созданы в одно и то же время, то есть в конце восемнадцатого века, и абсолютно идентичны, словно она позировала сразу троим, – продолжила Лора. – Конечно, манеры письма сильно отличаются, но оригинал, с которого писали картины, был общий, и скорее всего, этим первым полотном был портрет Виже-Лебрен. Так? «Пять» по истории искусства.

– Спасибо. На месте авторство установим точнее.

Лора уставилась на Гаврилу, не веря своим ушам.

– На каком месте?

– На том самом! Поедем туда и сами все увидим.

– А «туда», я извиняюсь, это где?

– Да недалеко!

– А точнее?

– За Выборгом.

Лора присвистнула.

– Чернышевский, вы маньяк! – убежденно заявила она.

– Да мы только туда и обратно! – сделал умоляющее лицо Чернышевский.

– Ну конечно! И что нам ваше «туда и обратно» даст? Картина в плохом состоянии, сразу ничего не поймешь. Надо сначала расчистить. И кто, интересно, нам это позволит?

Гаврила, не ожидавший, что Лора вообще будет с ним разговаривать после прокола с портретом Анны Строгановой, услышал «нам» и вдохновился.

– А вы заметили, что картина хранится не в музее и даже не в клубе, а в церкви? Что она там делает? Откуда взялась?

– Да мало ли.

Справедливо считая идею поездки идиотской, Лора не собиралась сдаваться, но, немного попрепиравшись, вдруг согласилась при условии, что они потратят на поездку день и ни минутой больше. Довольный Гаврила только кивал.

Не успел открыватель утерянных картин выйти из кабинета, Лора позвонила Герману.

– Что? В Выборг? Вдвоем? Нет? Все равно здорово. У меня сейчас заказ важный, много времени выкроить не смогу, но я согласен. Выезжаем в субботу утром.

В пятницу вечером позвонил Чернышевский и сказал, что у него жуткий грипп. Ничего другого и не ожидалось. Гаврила, он и в Африке Гаврила.

Выехали в субботу рано утром.

Герман считал, что необходимо попасть на службу, а после поговорить с батюшкой, который служит в этом храме.

По дороге он стал выяснять подробности, но Лора, полагаясь на осведомленность Чернышевского, сама знала очень мало.

– Правильно ли я понимаю, что ты видела все три портрета?

– Ну а как же! Тупылевский и миниатюра Мельникова выставлены в Русском музее, а Виже-Лебрен – в Пушкинском доме.

– А что же тогда висит на обугленной стене храма?

– Возможно, копия одного из портретов. Вовсе не обязательно того, что написала Виже-Лебрен.

– Главное, чтобы не плохонькая мазня местного художника…

Лора кивнула.

– Это тоже вполне возможно. После истории с Анной Строгановой от Чернышевского можно ожидать чего угодно. Честно говоря, я думаю, что и в этот раз мы получим отрицательный результат.

– Звучит категорично.

– Слушай, – Лора повернулась к нему всем телом, – ты что, считаешь, что мне как профессионалу грош цена?

– Упаси господи, нет, конечно, – сразу испугался Герман, – просто не выспался, наверное. Как говорит мой дед, с «ранья» плохо соображаю.

– Не ври, – буркнула она, отвернувшись, – ты жаворонок.

– Это я по будням жаворонок, а в выходные я типичная сова, просто махровая!

Она раздула ноздри и вздернула подбородок. Герман понял, что все серьезно, и принялся каяться.

– Царевна, извини. Я болван.

– Верю.

– Прости дурака сельского.