Портрет девочки в шляпе

И заглянул ей в лицо. Это было уже слишком. Она и так старалась лишний раз не смотреть в зеленые глазищи, а тут они оказались так близко, что сердце ухнуло куда-то ниже пояса и там застучало. Зря она с ним поехала. Переоценила свою выдержку и степень нордичности характера. Сломается, как пить дать! Сломается и бросится ему на грудь! Она уже и так нагло висла у него на шее, когда спасали Муми-тролля. Лора так живо представила картину своего позора, что окончательно рассердилась. Врешь, не возьмешь!

– Сядь прямо и смотри на дорогу, – холодно сказала она, – иначе мы так и не узнаем, чей это все-таки портрет и кто его написал.

Герман замолчал, и, даже не глядя на него, Лора поняла, что он расстроился. Она поерзала на сиденье, еще немного пообижалась и наконец смилостивилась.

– Хочешь, расскажу тебе, как писались портреты в восемнадцатом веке? Хотя ты сам все знаешь.

– Откуда? У меня же другая специализация. Расскажи, прошу.

– Фотографию еще не придумали, а иметь изображение близкого человека хотелось всем. У Строгановых, к примеру, семья немаленькая. Кроме того, если говорить о Софье Строгановой, то она – урожденная Голицына, которых тоже было пруд пруди. Так что желающих иметь портрет было хоть отбавляй. Поэтому они, то есть портреты, часто писались не в единственном экземпляре. Если выходило удачно, художник делал несколько авторских повторов. Или первичное изображение передавали другому живописцу, и он рисовал портрет в своем стиле. Иногда просто копировал. Вот так в то время тиражировали изображение.

Герман слушал и посматривал на нее, стараясь, чтобы было незаметно.

– Ты знаешь, Софья Владимировна была хороша собой и умна. О ней даже Державин писал. Не помню точно, но что-то вроде, что она приятна в невинной красоте своей и как чистая вода прозрачна. К тому же, представь, она приехала из-за границы в пятнадцать лет и родной язык почти не знала. Решила, что это недопустимо для русской княжны, и выучила его так, что перевела на русский вторую часть «Божественной комедии». Вот это характер! А одна из ее дочерей стала прототипом Маши из Пушкинской «Метели». Сбежала с каким-то графом. Был ужасный скандал, дошло до императора в общем кошмар!

– Интересная семейка. Знаешь, мне уже самому не терпится на этот портрет посмотреть.

– Приедем, найду в интернете. Тебе понравится. Хотя…

Лора вздохнула.

– Пока… не чувствую в себе предвкушения чуда.

Подумала и добавила:

– Но я о нем мечтаю.

Звонок Вольдемара раздался, когда они уже проехали Выборг. Лора кратко пересказала начальнику суть событий и специальным подчеркивающим голосом добавила, что едет она работать и едет в субботу, свой законный выходной.

Щеглеватых покряхтел в трубку и вдруг запел басом Фаины Раневской:

Во суббоооту день ненастный,
Нельзя в поле…

И наддал:

Да нельзя в поле работааать!

– Вовчик, когда-нибудь я тебя прибью! – пообещала Лора.

– Бог не выдаст, свинья не съест, дорогая Дора, – с философским смирением ответствовал начальник. – А ты как едешь? Одна, что ли? На электричке?

Лора покосилась на Германа и скорчила козью морду.

– Отнюдь, Вольдемар Михайлович. Меня везет Герман Александрович Строганов.

– Фриц, что ли? А он тут каким боком? Или вы с ним сладкая парочка – графин да чарочка?

– Ну, во-первых, гражданин начальник, вас это не касается, а во-вторых, Герман едет как специалист в области реставрации, если вы запамятовали. Так что попрошу без инсинуаций!

Щеглеватых хохотнул и сказал неожиданно деловым тоном:

– Тогда заодно договорись с ним об условиях реставрации.

– Об этом мы даже не говорили.

– Так поговори!

И повесил трубку. Фанфарон несчастный! Любит жар загребать! Причем всегда чужими руками! Ну да ладно. В конце концов, она сама хотела, чтобы с портретом, если, конечно, им дадут до него добраться, работал именно Фриц.

Отец Антоний

Храм, возвышавшийся над селом, им понравился. Небольшой, какой-то весь уютный, компактный, чисто побеленный, с золотыми маковками, светлыми окнами и засаженным цветами участком. Он стоял на крутом берегу небольшой извилистой речки.

Они поднялись на крыльцо. Вид с него открывался просто великолепный.

– Умели же в старину место для церквей выбирать!

Глядя вокруг, Герман улыбался, и Лора, отвечая на его улыбку, почувствовала прилив вдохновения. Все у них получится! Это точно!

Они вошли и, купив свечей, встали сбоку, у иконы Спасителя.

Служба закончилась, однако батюшка все не появлялся. Лора хотела подождать на улице, но Герман удержал.

– Подождем здесь. Хочу осмотреть обгоревшую колонну.

Пока он чуть ли не носом водил по столбу, Лора подобралась к картине и тоже прилипла к стеклу. Разглядеть что-либо даже в упор было трудно. Картина висела на теневой стороне, оттого казалась еще темнее, к тому же стекло бликовало, делая изображение почти неразличимым.

– Прошу прощения, вы помолиться зашли или просто так? – услышали они и разом обернулись.