Портрет девочки в шляпе

Мужчина был молод. На ее взгляд, не старше тридцати пяти. Худощав, невысок. Чистая, чуть тронутая загаром кожа, нежный румянец и голубые глаза составляли тот коктейль, который всегда ей нравился. Он назвался Игорем и сказал, что занимается транспортными перевозками. Когда до таможенника оставалось два человека, они договорились встретиться после отплытия на верхней палубе и вместе пойти на ужин. И тут случилось что-то странное. Неподвижная очередь вдруг оживилась. Девушка оглянулась. К пропускному пункту пробирались какие-то люди в форме, не обходя, а отодвигая стоящих пассажиров. Она тоже инстинктивно отошла. И тут ее визави вдруг словно нырнул куда-то и исчез. Люди в форме тоже резко изменили направление и побежали почему-то в разные стороны. Она недоуменно поморгала ресницами.

– Что происходит? – спросила толстая тетя, стоявшая впереди.

– Преступника ловят, – авторитетно ответил мужчина с рюкзаком за спиной.

Девушка вышла из очереди, вытянула шею и тут же увидела, что ее нового знакомого ведут куда-то, заломив руки.

– Ужас какой! – только и смогла она сказать.

В этот же день в один из следственных изоляторов Петербурга был доставлен Виктор Дымницкий, подозреваемый по делу об убийстве Вольдемара Щеглеватых.

А на следующее утро из того же следственного изолятора был выпущен Герман Строганов.

Муми Отважный первый

Герман спустился с крыльца, закурил и постоял немного, привыкая к свободе. Улица была пуста. Это хорошо. Не очень-то приятно, когда тебя видят выходящим из тюряги. Впрочем, кому какое дело? Он же выходит, а не заходит. Герман хмыкнул, посмотрел на часы и пошел по направлению к метро. В неуютную комнату на Рябовском шоссе ехать не хотелось. Лучше на электричке до Гатчины, добраться до мастерской, которую привык считать домом, и хорошенько помыться первым делом. А уже содрав с себя тюремные запахи, позвонить Царевне.

Он не станет звонить ей прямо сейчас и не будет встречаться. Таким. До ее дома было ближе всего, и он знал, что она ждет. Но сейчас он должен сначала залезть в шкуру привычного самого себя, убедиться, что это в самом деле он, и только потом повернуться лицом к миру. К Царевне.

Его машина была на привычном месте. Герман посмотрел на окна. Свет не горит. Отлично. Интересно, Муми дома или Царевна увезла его к себе? Герман поднялся на второй этаж и открыл дверь. В мастерской было тихо. Никого. Он поднялся в комнату на чердаке и зажег свет. Тут же с коврика у кровати соскочил Муми, подбежал и, развевая ушами, стал наворачивать вокруг круги восторга и счастья.

– Привет, Муми! Что же ты дрыхнешь, а? Проспал хозяина? Не слышал? Или отвык совсем?

Герман потормошил пса и удивился, как сильно тот вырос. Ноги вытянулись, шерсть погрубела, тело стало поджарым и сильным. Только уши остались щенячьи, лопоухие и мягкие, как замша.

– Как ты тут без меня? Скучал? Вижу, что скучал. Ах ты, моя собака хорошая.

Муми-тролль, словно заведенный, в безумной радости продолжал кружиться и подпрыгивать.

С трудом утихомирив пса, Герман наконец разделся, запихнул вонючую одежду в мешок и пошел мыться.

Вода в душе нагревалась медленно, но ему было все равно. Герман стоял под холодным дождем, и он казался волшебным водопадом, очищающим от всякой скверны. Наконец вода стала горячей. Он намылил мочалку и стал ожесточенно тереться. Остановился, только когда тело стало красным и скрипело под струями воды.

И тут чьи-то маленькие руки просунулись у него под мышками, обхватили, к спине прижалось прохладное тело, и сбоку вынырнула веселая мокрая мордашка.

– Царевна, – только и смог вымолвить он.

Утром Лора была вынуждена уехать. Герман с Муми проводили ее, помахали вслед машине, которой Лора управляла так лихо, будто всю жизнь водила внедорожники, и пошли досыпать. Что еще им было делать?

К обеду Герман кое-как продрал глаза, сполз с кровати и занялся неотложными делами. А их накопилось немало. Муми ходил за ним как привязанный, не отлучаясь ни на миг, и путался под ногами.

– Я тоже по тебе соскучился, – уговаривал его Герман, – но давай ты мне дашь все доделать, а потом мы погуляем, лады?

Муми преданно смотрел в глаза и продолжал в том же духе.

В пылу трудовых подвигов они не заметили, как в мастерскую пробрался какой-то приблудный кот. Муми увидел пришельца, когда тот был уже на середине комнаты. От такой неслыханной наглости песик сначала остолбенел, а потом, залившись возмущенным лаем, рванул на врага. От неожиданности или по глупости котяра побежал не к спасительной двери, а к лестнице на чердак, где Герман оборудовал себе жилище. Пес помчался следом, и там началась настоящая свара, с визгом и дикими воплями. Нарушитель спокойствия был проворней. Он заскочил на стул, с него на шкаф, затем, карабкаясь, залез под стропила.