Портрет Дориана Грея

Как только он умер, Султан обратился ко мне и сказал, отирая платком из пурпурного расшитого шелка блестевшую на челе испарину:

– Уж не пророк ли ты божий, ибо вот я не властен причинить тебе какое-нибудь зло, или, может быть, сын пророка, ибо мое оружие не в силах уничтожить тебя. Прошу тебя, удались отсюда, потому что, пока ты здесь, я не властелин моего города.

Я ответила ему:

– Я уйду, если ты мне отдашь половину твоих сокровищ. Отдай мне половину сокровищ, и я удалюсь отсюда.

Он взял меня за руку и повел в сад. Начальник стражи, увидев меня, изумился. Когда меня увидели евнухи, их колени дрогнули и они в ужасе пали на землю.

Есть во дворце восьмистенный зал из багряного порфира с чешуйчатым медным потолком, с которого свисают светильники. Султан коснулся стены; она разверзлась, и мы пошли каким-то длинным ходом, освещаемым многими факелами. В нишах, справа и слева, стояли винные кувшины, наполненные доверху серебряными монетами. Когда мы дошли до середины коридора, Султан произнес какое-то заветное слово, и на потайной пружине распахнулась гранитная дверь. Султан закрыл лицо руками, чтобы его глаза не ослепли.

Ты не поверишь, какое это было чудесное место. Там лежали большие черепаховые панцири, полные жемчуга, и выдолбленные огромные лунные камни, полные красных рубинов. В сундуках, обитых слоновьими шкурами, было червонное золото, а в сосудах из кожи был золотой песок. Там были опалы и сапфиры: опалы – в хрустальных чашах, а сапфиры – в чашах из нефрита. Зеленые крупные изумруды рядами были разложены на тонких блюдах из слоновой кости, а в углу стояли шелковые тюки, одни набитые бирюзой, другие – бериллами. Охотничьи рога из слоновой кости были полны до краев пурпурными аметистами, а рога из меди – халцедонами и карнерилами. Колонны из кедрового дерева были увешаны нитками из камней рысий глаз, на овальных плоских щитах там были груды карбункулов, иные такого цвета, как вино, другие – такого, как трава. И все же я описала едва ли десятую часть того, что было в этом тайном чертоге.

Тогда сказал мне Султан, отнимая руки от лица:

– Здесь хранятся все мои сокровища. Половина сокровищ твоя, как и было мной обещано. Я дам тебе верблюдов и погонщиков, которые будут покорны тебе и отвезут твою долю, куда только ты пожелаешь. Все это будет исполнено нынче же ночью, ибо я не хочу, чтобы отец мой, Солнце, увидел, что живет в моем городе тот, кого я не в силах убить.

Но я сказала Султану в ответ:

– Золото твое, и серебро тоже твое, и твои эти драгоценные камни и все несметные богатства. Такого ничего мне не надобно. Я ничего не возьму, только этот маленький перстень на пальце твоей руки.

Нахмурился Султан и сказал:

– Это простое свинцовое кольцо. Оно не имеет никакой цены. Бери же свою половину сокровищ и скорее покинь мой город.

– Нет, – ответила я, – я не возьму ничего, только этот свинцовый перстень, ведь я знаю, какие слова на нем начертаны и для чего они служат.

Вздрогнув и взмолился Султан:

– Бери все сокровища, какие только есть у меня, только покинь мой город. Я отдаю тебе и свою половину сокровищ.

Странное я совершила деяние, но о нем не стоит говорить – и вот в пещере, на расстоянии дня отсюда, я спрятала Перстень Богатства. Туда только день пути, и этот перстень ожидает тебя. Владеющий этим перстнем богаче всех на свете царей. Возьми же его, и все сокровища мира – твои.

Но юный Рыбак засмеялся.

– Любовь лучше Богатства! – крикнул он. – А маленькая Морская Дева любит меня.

– Нет, лучше всего Богатство! – сказала ему Душа.

– Любовь лучше! – ответил Рыбак и погрузился в пучину, а Душа, рыдая, побрела по болотам.

* * *

И снова, когда закончился третий год, Душа пришла на берег моря и позвала Рыбака, он вышел из пучины и сказал:

– Зачем ты зовешь меня?

И Душа ответила:

– Подойди ко мне ближе, чтобы я могла с тобой побеседовать, ибо я видела много чудесного.

Он лег на песчаной отмели и, опершись головой на руку, стал слушать.

Душа сказала:

– Я знаю один город. Там над рекой стоит харчевня. В ней я сидела с матросами. Они пили вина, ели мелкую соленую рыбу с лавровым листом и уксусом и хлеб из ячменной муки. Мы сидели и веселились, когда вошел какой-то старик, и в руках у него был кожаный коврик и лютня с двумя янтарными колышками. Разостлав на полу коврик, он ударил колышком по металлическим струнам своей лютни, и вбежала девушка, у которой лицо было закрыто чадрой, и стала плясать перед ними. Лицо ее было закрыто кисейной чадрой, а ноги у нее были нагие и порхали по этому ковру, как два голубя. Ничего чудеснее я никогда не видела, и тот город, где она пляшет, отсюда на расстоянии дня.

Услыхав эти слова Души, вспомнил юный Рыбак, что маленькая Морская Дева ног не имела и не могла танцевать.

Страстное желание охватило его, и он сказал себе самому: «Туда только день пути, и я могу вернуться к моей милой».