Портрет Дориана Грея

Ночь стояла чудесная и такая теплая, что Дориан перебросил пальто через руку и даже не стал укрывать горло шелковым шарфом. Идя домой с папиросой в руке, он разминулся с двумя молодыми людьми во фраках, и один шепнул другому: «Это же Дориан Грей!» Он вспомнил, как радовался раньше, когда на него указывали, глазели или говорили о нем. Теперь он этим пресытился. Почти все очарование маленькой деревеньки, где он так часто бывал в последнее время, заключалось в том, что там его никто не знал. Девушке, которой он вскружил голову, Дориан говорил, что беден, и она верила. Как-то раз он признался ей, что большой грешник, а она лишь посмеялась и ответила, что грешники всегда очень старые и уродливые. Какой дивный у нее был смех! Словно трель дрозда. Как хороша она была в своих ситцевых платьях и шляпках с широкими полями! О жизни она не знала ничего, зато у нее было все, что потерял он.

Когда Дориан добрался до дома, слуга его ждал. Он отправил Фрэнсиса спать, разлегся на кушетке в библиотеке и задумался о том, что говорил тем вечером лорд Генри.

Неужели и правда никто не может измениться? Его охватила острая тоска по непорочной чистоте своей юности — ало-розовой юности и бело-розовому отрочеству, как однажды выразился лорд Генри. Дориан знал, что запятнал свою душу, извратил ее пороками и болезненными фантазиями, что оказывал на других дурное влияние и упивался этим. Из всех людей, с которыми сталкивала его судьба, Дориана Грея ждало самое светлое и блистательное будущее, однако он безжалостно втоптал его в грязь. Так ли все непоправимо? Неужели надежды нет?

Что за чудовищный приступ гордыни и гнева его обуял, когда он осмелился пожелать, чтобы портрет нес ношу прожитых им дней, а сам он сохранил в неприкосновенности весь блеск вечной юности! Из-за этого все его беды. Лучше бы каждый грех приносил с собой неизбежную и мгновенную расплату. В наказании присутствует очищение. Не «прости нам грехи наши», а «покарай нас за грехи наши» — вот с какой молитвой человек должен обращаться к всеправедному Богу!

Зеркало в причудливой резной раме, подаренное лордом Генри много лет назад, стояло на столе, и белоснежные купидоны все так же заливались смехом. Дориан взял его в руки, как в ту страшную ночь, когда впервые заметил перемену в роковой картине, и всмотрелся в полированную поверхность безумным, затуманенным слезами взглядом. В свое время некто любивший его без памяти написал ему страстное письмо, которое заканчивалось такими идолопоклонническими словами: «Мир уже не тот, потому что тело твое из слоновой кости и злата! Изгибы губ твоих творят историю». Фраза всплыла в памяти, Дориан повторял ее снова и снова. Вдруг собственная красота сделалась ему ненавистна, он швырнул зеркало на пол и раздавил каблуком серебряные осколки. Его погубила красота, красота и юность, которую он возжелал сохранить навечно. Если бы не они, его жизнь могла бы остаться незапятнанной. Красота была лишь маской, юность — издевкой. Да что такое юность вообще? Зеленая, незрелая пора, время бездумных порывов и нездоровых фантазий. Зачем он столько лет носил ее ливрею? Юность его и погубила.

О прошлом лучше не вспоминать. Его не изменишь. Следует подумать о себе и о своем будущем. Джеймс Вэйн покоится в безымянной могиле на церковном кладбище в Сэлби-Ройял. Алан Кэмпбелл застрелился ночью в своей лаборатории, но так и не открыл тайну, которую ему пришлось узнать. Ажиотаж вокруг исчезновения Бэзила Холлуорда спадает и вскоре сойдет на нет. Тут ему ничто не грозит. Да и смерть Бэзила Холлуорда особо его не тяготила. Куда больше Дориана ужасала гибель собственной души. Бэзил написал портрет, исковеркавший ему жизнь. Этого Дориан простить не мог. Во всем виноват чертов портрет! Бэзил наговорил несносных вещей, и он терпеливо все выслушал. Убийство произошло из-за минутного помрачения рассудка. Что касается Алана Кэмпбелла, то он сам покончил с собой. По собственному выбору. Дориан тут ни при чем.

Начнется новая жизнь! Вот чего он хотел. Вот чего он ждал. Да что там, она уже началась. Так или иначе, он пощадил прелестную девушку. Больше никогда не собьет он с пути невинную душу. Он станет хорошим!

Вспомнив о Хэтти Мертон, Дориан задался вопросом, изменился ли уже портрет в запертой комнате. Несомненно, теперь он не так ужасен, как раньше. Наверное, если его жизнь станет чище, то с лица двойника сойдут все следы порочных страстей. Наверное, они уже исчезли. Надо пойти и посмотреть!

Дориан взял лампу со стола и прокрался наверх. Пока он отпирал дверь, его до странности моложавое лицо осветила улыбка и замерла на губах. Да, он станет хорошим, и чудовищная картина, которую ему приходится прятать от всех, не будет больше держать его в страхе. Этот груз уже почти упал с его плеч.