Портрет Дориана Грея

Дориан быстро свернул влево, но временам оглядываясь, желая убедиться, что за ним никто не следит. Через семь или восемь минут он подошел к низкому дому, сдавленному двумя высокими амбарами. На одном из окон верхнего этажа стояла лампа. Дориан остановился и постучал особенным образом.

Немного погодя он услышал за дверью шаги и звук цепи, снимаемой с крючка. Дверь тихо отворилась, и он вошел, ни слова не сказав безобразной коренастой фигуре стушевавшейся в тени, когда он проходил. В конце передней висела потертая зеленая занавеска, заколыхавшаяся от ветра с улицы. Дориан отдернул ее и вошел в длинную низкую комнату, имевшую вид бывшей танцевальной залы третьего разряда. Кругом по стенам шли газовые рожки с ярким, режущим глаза светом, тускло и криво отражавшимся в засиженных мухами зеркалах. Грубые рефлекторы из гофрированной жести отбрасывали дрожащие пятна света. Дол был усыпан опилками цвета охры, кое-где превратившимися в грязь, с темными пятнами пролитых напитков. Несколько малайцев сидели перед топившейся печью и играли в кости, скаля во время разговора свои белые зубы. В одном углу, опустив голову на руки, развалился на столе матрос, а у пестро раскрашенной стойки стояли две безобразные женщины и насмехались над стариком, который, с выражением отвращения, чистил рукава своего сюртука. — «Он думает, что по нему бегают красные муравьи», — засмеялась одна из женщин, когда Дориан проходил мимо. Старик в ужасе посмотрел на нее и принялся всхлипывать.

В конце комнаты была лестничка, подымавшаяся в темную комнату. Пока Дориан быстро всходил по трем расшатанным ступеням, тяжелый запах опия донесся ему навстречу. Он глубоко вдохнул его в себя, и ноздри его задрожали от удовольствия. При входе Дориана молодой человек с гладкими, светлыми волосами, сидевший над лампой и закуривавший длинную, тонкую трубку, поднял глаза и нерешительно кивнул ему.

— Вы здесь, Адриан?

— Где же мне еще быть? — небрежно ответил тот. — Теперь никто уж не хочет со мной разговаривать.

— Я думал, вы уехали из Англии.

— Дарлингтон ничего уже не желает делать. Мой брат наконец уплатил по счету. Джордж также со мной не разговаривает… Мне это безразлично, — прибавил он и вздохнул. — Пока у человека есть это зелье, ему не нужно друзей. Я думаю, что у меня было даже слишком много друзей.

Дориан, мигая, посмотрел кругом на уродливые фигуры, лежавшие в таких странных позах на рваных матрасах. Судорожно сведенные руки и ноги, открытые рты, остановившиеся мутные глаза притягивали его. Он знал, в каких странных эдемах они страдали и какой мрачный ад научал их тайнам новых радостей. Они чувствовали себя лучше, чем он. Он был в плену своих мыслей. Воспоминание, как ужасная болезнь, разъедало его душу. По временам ему казалось, что он видит устремленные на него глаза Бэзиля Холлуорда.

Однако же он чувствовал, что не может здесь оставаться. Присутствие Адриана Сингльтона его смущало. Он стремился в такое место, где бы его никто не знал. Ему хотелось убежать от самого себя.

— Я пойду в другое заведение, — сказал он после паузы.

— На верфи?

— Да.

— Эта бешеная кошка, наверное, там. Сюда ее больше не пускают.

Дориан пожал плечами.

— Мне до тошноты надоели женщины, которые любят. Женщины, которые ненавидят — гораздо интереснее. К тому же и зелье там лучше.

— Одно и то же.

— Мне оно больше нравится. Пойдем, чего-нибудь выпьем. Я должен выпить.

— Мне ничего не хочется, — прошептал молодой человек.

— Все равно, пойдем.

Адриан Сингльтон устало поднялся с места и последовал за Дорианом к стойке.

Мулат в изодранной чалме и обтрепанном ульстере приветствовал их, отвратительно скаля зубы, и сунул им бутылку брэнди и два стакана. Женщины подошли и стали заговаривать. Дориан повернулся к ним спиной и, понизив голос, что-то сказал Адриану Сингльтону.

Искривленная улыбка пробежала по лицу одной из женщин.

— Мы сегодня очень горды, — насмешливо проговорила она.

— Бога ради, оставьте меня! — закричал Дориан, топая ногой. — Что вам надо? Денег? Вот, возьмите! И никогда больше не смейте со мною разговаривать!

Две красные искры зажглись на мгновение в тусклых глазах женщины, но сейчас же погасли, и глаза снова стали стеклянными и тупыми. Она мотнула головой и сгребла монеты с прилавка жадными пальцами, ее товарка с завистью смотрела на нее.

— Не стоит, — вздохнул Адриан Сингльтон. — Мне не хочется возвращаться. К чему? Я здесь совершенно счастлив.

— Вы мне напишете, если вам что-нибудь понадобится, не так ли? — сказал Дориан, помолчав.

— Может быть.

— Ну, покойной ночи!

— Покойной ночи, — ответил молодой человек, поднимаясь по ступеням и вытирая свой запекшийся рот платком.

Дориан пошел к дверям с выражением страдания на лице. В то время, как он отодвигал занавеску, циничный смех сорвался с накрашенных губ женщины, взявшей деньги. — Вот идет продавший душу дьяволу! — прошипела она, хрипло икая.

— Проклятая! — отозвался он, — не смей меня так называть.

Она щелкнула пальцами.

Она щелкнула пальцами.

— А ты хотел бы, чтобы тебя величали Прекрасным Принцем, не правда ли? — крикнула она ему вслед.