Портрет кавалера в голубом камзоле

– В каком смысле?

– Не желала отдавать бандитам чехол со свернутым полотном. Она думала, там бог знает, какое сокровище… Кто-то из нападавших ударил ее по голове. Сатин успел убить одного негодяя, но второй ранил его и скрылся с портретом. Жюли умерла. Николай долго ее оплакивал, потом женился…

Жизнь берет свое. Он так и не забыл француженку, хотя был добр к своей супруге. Из всех его детей выжил только один мальчик…

– Эта романтическая любовь произвела на вас сильное впечатление? – догадалась Глория.

– Сильнее не бывает…

Она живо представила, как Федор Петрович, будучи ребенком, запирался в комнате, доставал медальон, открывал круглую крышечку и с замиранием сердца разглядывал маленькое лицо, розовые губы и черные блестящие локоны. Детская страсть не угасла и по сей день.

– В каждой женщине я пытался найти черты Жюли, – признался он. – Ее лицо стало для меня эталоном женской красоты. А ее смерть – воплощением беззаветной преданности. В наше время и люди, и чувства измельчали. Я заказал художнику увеличенную копию с той старинной эмали. И с тех пор Жюли рядом со мной…

– Вы обнаружили в Полине Жемчужной сходство с Жюли Арне?

– Разве вы его не видите? Должно быть, это и сыграло со мной злую шутку. Жюли была простой модисткой во французском театре, но обладала прирожденным благородством. Поэтому Николай души в ней не чаял. Мы, Сатины, умеем любить! Однако не прощаем обмана.

– Полина не обманывала вас… вы сами обманулись.

– Она прикидывалась великой актрисой, а величие несовместимо с мелочными расчетами! – напыщенно вымолвил банкир. – Она согласилась переспать со мной, но отказалась помочь. Жалкое, корыстное создание!

Глория подумала, что будь Полина обыкновенной костюмершей, она, возможно, была бы счастливее. Впрочем, модистка Жюли тоже плохо кончила.

– Значит, вы убили Полину за то, что она – не Жюли Арне? – выпалил Лавров.

Сатин смерил его презрительным взглядом и не соблаговолил удостоить ответом. Атмосфера в кабинете накалилась, словно перед грозой.

– Федор Петрович, кто сделал для вас эту чудесную копию? – спросила Глория.

Банкир, продолжая хмуриться, буркнул:

– Блюмкин…

Лавров не к месту засмеялся, сообразил, что ведет себя неправильно, и кашлянул, будто прочищая горло:

– Кхм! Кха-кхм…

Ему казалось, разговор об Иване Грозном, каком-то перстне со знаком Мироздания, о странном портрете и француженке Жюли только уводит их от главного, – тройного убийства, совершенного не столетия назад, а совсем недавно. Сатин сел на своего конька и рад водить незадачливых визитеров за нос. «Ему потеха, а мы время зря теряем, – сердился Лавров. – Затеял тут клоунаду!»

– Ничего смешного я не сказал, – скривился банкир. – Блюмкина мне порекомендовал Зубов. Они жили по соседству. Блюмкин ему картины реставрировал задешево. Он – мужик старой закалки, с совковым менталитетом. Работал в музее, к большим деньгам не привык. Не успел разбаловаться.

– Работал? А теперь уже не работает?

– Не знаю. Я с ним давно не виделся. Повода не было…

– Можете дать его адрес?

– Пожалуйста…

Сатин уселся за свой стол, порылся в электронном справочнике и продиктовал Лаврову адрес художника-реставратора Аполлинария Блюмкина.

По стенам кабинета пробегали прозрачные тени. Снег за окном перестал идти так же внезапно, как и пустился. Снова вышло солнце, безжалостно высвечивая каждую пылинку в воздухе, каждый развод на стеклах книжных шкафов.

– Блюмкин – классный специалист, но пьет, – сообщил банкир. – Любит приложиться к бутылке. Я ему советовал закодироваться. Куда там! Он и слышать не захотел. Кодирование, дескать, противно воле Божьей… Как будто пьянство Богу угодно!

Сатин хотел спросить, зачем посетителям понадобился реставратор, но сдержался. Не стоит проявлять свою заинтересованность.

– Давайте вернемся в 1812 год, – предложила Глория. – Допустим, Николай Сатин похитил из Останкинского дворца тот самый портрет с перстнем…

– Это спорный вопрос.

– Я же говорю, – допустим. С ваших слов выходит, что полотно попало в руки грабителей?

– Именно так.

– И с тех пор о нем ничего не известно?

– Почти ничего… Поиски перстня в нашем роду не прекратились и по сей день. Ваш покорный слуга, – банкир слегка наклонил голову, – тоже не сумел избежать этой участи. Я понимаю, что шансов найти перстень ничтожно мало. Существует ли он в действительности или является плодом больного воображения? Бог весть. Я ищу хотя бы портрет. Хочу взглянуть на этот дьявольский знак на кольце и убедиться…

Он запнулся, отвел глаза.

– В чем вы хотите убедиться, Федор Петрович?

– Не знаю… Мне необходимо избавиться от наваждения! Иначе я сойду с ума, как мой прадед. Или погибну, как мой дед. Во время войны с немцами он служил в полковой разведке… Однажды, отправившись за линию фронта, его группа вышла на окраину маленького поселка, занятого фашистами. Была ночь. Разведчики получили задание взять «языка»… Мой дед подкрался к дому, где поселились офицеры, заглянул в окно… Комнату освещала керосинка. В желтом чаду он увидел двух немцев в мундирах пехоты, – они сидели за столом, ужинали. Это было как раз то, что нужно…