Портрет леди

Изабелла и сейчас еще ощущала ужас, который охватил ее. С тех пор она жила в этих четырех стенах, которые должны были окружать ее всю оставшуюся жизнь, в царстве мрака, безмолвия, удушья. Прекрасный ум Озмонда не снабдил его ни светом, ни воздухом; он, словно дразня Изабеллу, заглядывал в ее мрачное царство сверху, через маленькое окошечко. Конечно, это были не физические страдания – от них Изабелла смогла бы избавиться. Она была абсолютно свободна; муж ее был крайне учтив. Однако он так серьезно относился к собственной персоне, что это вызывало отвращение. Под всей его образованностью, любезностью, уступчивостью, под всем добродушием, словно змея в цветах, таился эгоизм. Изабелла относилась к нему серьезно, но все же не настолько. Да и как она могла бы воспринимать Озмонда слишком серьезно, если так хорошо знала его? Она должна была думать о нем так же, как думал он о себе сам: что он в Европе – первый джентльмен. Она так и думала о нем вначале, и, собственно, именно поэтому она и вышла за него замуж; но потом увидела, что есть на самом деле, и отшатнулась. Озмонд относился с высокомерием и презрением ко всем, кроме трех-четырех избранников судьбы, которым он завидовал, и ко всему, кроме некоторых своих убеждений. Ну что ж. Изабелла пошла бы за ним даже тогда, ибо он показал ей низость и убогость жизни, широко раскрыл ей глаза на глупость, деградацию, человеческое невежество; она была буквально потрясена окружавшей ее пошлостью и, напротив, неоспоримыми достоинствами того, кому удавалось оставаться среди всего этого незапятнанным. Но потом оказалось, что в этом подлом, низком мире предстояло жить, и не ради того, чтобы переделать или изменить его, а для того, чтобы добиться признания своего превосходства. С одной стороны, общество, которое их окружало, было достойно презрения, с другой – принималось за образец. Озмонд говорил жене о своей отреченности, равнодушии, о легкости, с которой отказывался от обычных средств для достижения успеха, – это казалось ей восхитительным, она считала такое равнодушие благородным, подобную независимость – утонченной. Но на самом деле равнодушие было свойственно Озмонду в последнюю очередь – Изабелла еще не видела человека, который так много оглядывался бы на других. Саму ее окружающее общество интересовало всегда, и она постоянно старалась изучать своих ближних. Однако она охотно бы отказалась от всех своих изысканий во имя личной жизни, если бы муж ее оказался личностью, способной убедить, что он того заслуживает. Таковым, во всяком случае, теперь было ее убеждение; но, так это было или не так, несомненным было одно: это далось бы Изабелле легче, чем столь сильная зависимость от общества, как у Озмонда.