Они прошли в комнату. Вадим с глупой улыбкой на лице, уселся в углу комнаты на пол. Глаза его стали масленеть, голова клониться на грудь; он несколько рад вздёргивался, обводя бессмысленным взором комнату, и, наконец, затих, безвольно свесив голову на грудь. На лице у него блуждало блаженное выражение, из угла рта вытекла струйка слюны. Застонав, не открывая глаз, он произнёс: «Таня, Танечка, Таня», оглаживая пол рядом с собой.
Тимоха, глядя на Вадима, толкнул локтем Гришу:
– Вадька, кажется, сел в поезд с Танюхой.
Они расхохотались.
Матрица Гриши сработала. Случайно или переживания Вадика были так сильны, или всё в одном слилось, но Гришин метод сработал. Срабатывал он и в другие разы: Таня приходила к нему с запахом нарцисса, как девушка по вызову, она была с ним нежна и доступна. Нужно было только заправиться «топливом», чтобы унестись в красочный иллюзорный омут, где скрывались нереальные желания и мечты. В нём была желанная Таня, и радостные встречи с ней.
Жизнь становилась бесцветной, когда случались мучительные перебои с «топливом», и очень скоро он стал его рабом, и ради него уже мог пойти на многое, что считается противоправным или постыдным.
В день своего очередного бегства из города, после уроков он догнал Таню у автобусной остановки и, сказал ей грубовато:
– Каретникова, отойдем, на пару минут. Разговор есть.
Они зашли за торговую палатку. Вадим закурил.
Таня весело проговорила:
– Я с родителями в июне в Грецию улетаю, а ты, что летом будешь делать?
– Супер. Возьмите меня с собой, я буду чемоданы вам носить, - усмехнулся Вадим.
– Вадим! Ну, не обижайся, пожалуйста! Думаешь, для меня это не было ударом, но, что я могла сделать? - выдавила их себя Таня.
– На обиженных воду возят, - глухо произнёс Вадим и, помявшись, сказал:
– Я уезжаю.
Таня рассмеялась.
– Ты так это сказал, как в старых фильмах говорили. В них актёры так говорили, своим любимым, уходя на войну или отправляясь за Полярный круг. Куда ты уезжаешь, Вадик? Нужно восьмой класс закончить. Май месяц на дворе. Пара недель и ты девятиклассник. Жалеть же будешь.
– На войну, не на войну, но уезжаю, – продолжил Вадим. – Короче. Я только тебе это, говорю, мы с тобой на одной парте почти два года просидели…ты нормальная девчонка, я вначале думал, что ты из этих, из новых, которые нос воротят от тех, кто в автобусах ездит, а не на своих машинах. Сдрыскиваю я отсюда. Не могу уже здесь жить, надоело. Узко здесь мне как-то. Хочу к морю, да и учиться, если честно, надоело.
– Убегаешь? А как же мама? Школа? Всего ничего осталось - май месяц один. Восьмилетку нужно окончить, тебе же все идут навстречу. И вообще, это всё для тебя чревато разными неприятностями, но большего всего это ударит по матери, почему ты не хочешь об этом подумать? Маму не жалко?
Вадим, опустил голову.
– Короче. Прощай, Каретникова. Всё прикольно было, буду наш класс вспоминать.
– Почему «прощай»? Ты, что навсегда уезжаешь?
– Кто знает…
– Вадим, не делай поспешных шагов, обдумай всё…
– Всё решено, – улыбаясь жалкой улыбкой, он протянул Тане руку. Она протянула свою, говоря:
– Ты подумай, всё же.
Вадим взял её руку осторожно, с бьющимся сердцем, задержал её в своей руке, дольше, чем можно было. Она с удивлением смотрела на него. Он, покраснев, отпустил руку.
– Ну, пока, Каретникова… Танечка… Я хотел тебе сказать, что я тебя… да ладно!
Он, махнув рукой, пошёл, но неожиданно остановился и спросил у Тани, которая осталась стоять, провожая его удивлённым взглядом:
– Каретникова, а как поживает Багира?
– Спасибо тебе, Вадим, это не кошка, а какое-то чудо, мы все так её любим! – сказала Таня.
– Хорошо, – улыбнулся Вадим, – будешь и меня вспоминать, через Багиру, когда гладить её будешь. А маме твоей не кажется, что эта рабоче-крестьянская кошка?
– Вадим! Пожалуйста, не обижайся. Родители…
Вадим не дал ей договорить, махнул рукой, он быстрым шагом прошёл через кусты цветущей сирени и исчез за ними.
Таня задумчиво направилась к автобусной остановке. Пройдя несколько шагов, остановилась и обернулась. Вздохнув, она, пошла, проговорив грустно вслух:
– Надо же, Танечкой назвал. Так неожиданно для него.
Дмитрий
Константин и Маргарита, обнявшись, сидели на диване. Таня пристроилась в кресле, забравшись в него с ногами. Тихо звучала музыка: крутился виниловый диск Пако де Люсии.
Хрустнув пальцами, Таня заговорила. Голос её дрожал.