Теперь он гораздо осторожнее шествовал по скользкому полу и поднимался по ступеням. При ближайшем рассмотрении резная работа на балюстраде оказалась сплетением множества полумесяцев. Вдоль перил тянулся ряд звёздочек. Максимилиан запрыгивал на ступени, держась левой стороны, где лестница раздваивалась, и скоро добрался до площадки. Длинная галерея огибала весь холл, её освещали лампы, закреплённые на стенах. На верху лестницы с каждой стороны на каменном постаменте стояли прекрасные тёмно-синие вазы, по ободку и вокруг донышка украшенные блестящими золотистыми звёздами и лунами. На площадке над лестницей, за каменной балюстрадой, находился буфет из полированного дерева. Он был пуст, если не считать серебряных подсвечников по бокам, но над ним висел огромный портрет, который доходил до сводчатого потолка. На холсте была изображена женщина в тёмно-синем платье, похоже, что бархатном, и покрытом крохотными звёздочками. Максимилиан почти что ощущал тяжесть и мягкость этого наряда. Ткань мягкими волнами ниспадала к ногам женщины. Её тёмные волосы были искусно завиты и украшены мерцающей диадемой, а глаза, ярко-синие и пронзительные, прямо смотрели из-под густых ресниц. Максимилиан осмотрел другие портреты в холле. На всех люди были изображены на фоне изысканных парков или в элегантных гостиных. Но позади этой дамы не было никакого фона. Просто серо-синий холст, немного рябой, так что казалось, будто она плывёт в ночном небе.
В то время как Максимилиан стоял у портрета, он услышал позади шаги, но когда оглянулся, то холл был пуст. Из обеденного зала доносилось звяканье кофейных чашек и стаканов. Максимилиан запрыгнул на буфет, чуть выпустив когти, чтобы не поскользнуться на его гладко полированной поверхности, и ещё раз тщательно оглядел весь холл, всматриваясь в неосвещённые участки на галерее. Он был единственной живой душой здесь, но всё же продолжал слышать шаги, причём они доносились не сверху, а сбоку, как будто кто-то бродил по галерее. Звук стал громче, и Максимилиан вздыбил шерсть. Он вглядывался во все углы, но зал был пуст, и только «тук-тук» каблуков всё нарастало с каждым шагом, пока кто-то, казалось, не прошёл мимо кота и не исчез вдалеке.
Максимилиан чуть слышно мяукнул, спрыгнул с буфета и кинулся вниз по лестнице. Он с такой скоростью приземлился на мраморном полу, что его задние лапы опередили передние, и он снова проехался через весь холл, но на этот раз на спине, отчаянно размахивая лапами в воздухе и пытаясь рулить хвостом.
– Ну, Макс, ну, дуралей! – воскликнула Сильвия, под руку с Агнессой выходя из обеденного зала. Максимилиан налетел на её ноги и выпрямился, в раздражении дёргая хвостом. В самом-то деле! Что это за способность у людей – появляться, когда кот выглядит не лучшим образом?
Лорд Фоули, проходя мимо, хмыкнул и пробормотал что-то типа «совсем как бабушкин кот».
– Пожелаем вам спокойной ночи, лорд Фоули! – Месье Лаврош расплылся в широкой улыбке. – А всем остальным с утра пораньше на репетицию.
Труппа шутливо издала стон, изображая отчаяние. Небольшая армия слуг и служанок, появившаяся ниоткуда, принялась помогать гостям располагаться в их комнатах.
Арабелла провожала Сильвию с Агнессой. Они остановились на верху лестницы, и Агнесса указала на портрет дамы в синем платье:
– Она такая красивая.
– Это леди Селин, жена первого лорда Фоули, того, который построил театр, – пояснила Арабелла. – Он любил этот театр, а леди Селин считала, что это глупая затея. Она не выносила, когда он тратил на театр все деньги и даже продал её драгоценности, чтобы заплатить за пристройку. Так что однажды ночью она отомстила за всё. – Арабелла перешла на шёпот, её глаза блестели от возбуждения. Агнесса и Сильвия придвинулись ближе, сгорая от любопытства. – В ночь перед грандиозным открытием театра, на которое лорд пригласил чуть ли не половину графства и заплатил актёрам из Лондона, чтобы они выступили перед гостями, леди Селин подожгла театр. Она сама не смогла убежать и погибла в огне. Первый лорд Фоули был в таком горе, что забросил театр навсегда.
– Какой ужас! – Сильвия вздрогнула.
– Это ещё не всё, – продолжала Арабелла. – В ту ночь, когда она погибла, исчезла самая большая её драгоценность – диадема. Она называлась «Лунный свет».
Девушка указала на портрет. На тёмных локонах дамы покоилась диадема из полумесяцев, каждый чуть больше, чем предыдущий. А в центре сияла круглая луна – один крупный бриллиант. Арабелла вздохнула.
– Диадема должна была перейти ко мне в мой восемнадцатый день рождения, но говорят, что призрак леди Селин забрал её, чтобы она не досталась лорду Фоули. Чепуха, конечно. Скорее всего, диадема была продана вместе с другими драгоценностями. Но так здорово думать, что она всё ещё где-то в доме и привидение леди Селин её охраняет. Ну и, конечно, некоторые говорят, что слишком опасно снова открывать театр, но это тоже чепуха.
– Почему опасно? – спросила Агнесса.
Арабелла улыбалась, но её объяснения прозвучали совсем не забавно. Даже несмотря на её блестящие от возбуждения глаза.