Портрет с одной неизвестной

– Не только. В 1849 году для поправки здоровья он отправился на Мадейру, в Фуншал, и прожил там целый год. Потом уехал в Рим и спустя два года умер. Все это время он писал. Многие работы той поры находятся за границей. Они все, конечно, хорошо известны, в меньшей степени, чем те, что находятся у нас, но все же. Многие я знаю только по репродукциям. Кое-что когда-то копировал. Но сейчас не об этом. Брюллов вел обширнейшую переписку. Письма к брату, к семье, друзьям сохранились, кроме того, после его смерти были изданы… Недавно мне попалась на глаза книга с перепиской художника, – продолжал он. – Брюллов в одном из писем, уже не припомню кому, рассказывает, что недавно закончил портрет одной из своих местных почитательниц, г-жи Элены Гомэш, жены его врача. Дама эта большая поклонница Востока. И когда она обратилась к нему с заказом, он предложил ей написать портрет в восточном стиле, представить ее в эдаком экзотическом облачении на манер одалиски, возлежащей на ложе из атласных подушек, в шальварах и в соответствующем антураже.

– У него есть такая работа, «Турчанка», если не ошиба… – подал голос Вадим, но Милица сразу на него цыкнула.

– В письме говорится, что заказчице идея очень понравилась и она немедленно распорядилась натащить в его мастерскую целый воз всякого восточного барахла. Из чего он, дескать, выбрал кальян тонкой работы, пару подушек с затейливым рисунком и что-то еще…

– Чувствую себя как на лекции в Пушкинском, – не унимался Вадим, привыкший больше говорить, чем слушать.

– Да хватит вам, – строго остановила его Милица. – Не хотите – не верьте. А мне лично очень интересно.

– Но помилуйте, господа, нельзя же быть такими наивными… – протянул Некрасов.

– Позвольте, я все-таки закончу. Главное, он упоминает в письме об одной детали, и ее трудно с чем-то перепутать: дама, оформив себя согласно их концепции, несколько переборщила. И художнику стоило большого труда заставить ее отказаться от лишней атрибутики. Единственное, по его словам, с чем она ни за какие коврижки не хотела расстаться, – это смарагдовое ожерелье в виде переплетающихся змеек.

– Боже мой, так вот же оно, – воскликнул кто-то из присутствующих. Собравшиеся загудели.

– Столпились все в спальне, чего в саду не сидится. – С этими словами в комнату вошла Сима, но ее перебили.

– Послушайте! Так если это и вправду Брюллов, значит, его можно продать и разбогатеть! – сказала Милица.

– Очень даже возможно.

– А сколько картина может стоить?

– До фига! – воскликнул Вадим.

– Сейчас сказать сложно, – осторожно ответил Павел.

– Ну хотя бы приблизительно. – настаивала Лиза.

– Сначала надо сделать экспертизу. Получить, как говорится, атрибуцию, – теперь Вадим счел возможным дать разъяснения. – Этим занимаются или в Третьяковке или в мастерской Грабаря.

– Ну а все-таки, – не унималась Лиза.

– Рискну предположить, что речь идет о сотнях тысяч долларов, хотя цен я не знаю. Вполне вероятно, что сумма может превысить и миллион, – подумав, ответил Павел.

В комнате воцарилась тишина. На улице залаяла собака. Где-то далеко застучали колеса электрички.

– Да-а-а, Лизок. Вот так тетка! – протянул Леонид. – А помнишь, как мы ее в детстве боялись!

– Лизка, так это же здорово! Целое состояние, подумать только, ты теперь станешь богатой невестой, – взвизгнула Милка.

– Однако нигилизм Вадима в определенном смысле оправдан. Атрибуцией, о которой он упомянул, вопрос не исчерпывается. Это далеко не все. Когда речь идет о художнике такого масштаба, заявленное произведение должно иметь обстоятельнейший «провенанс» – как, когда, у кого, при каких обстоятельствах картина была куплена, кто был ее владельцем раньше. Это в своем роде биография от дня создания и до настоящего момента. Вы, Лиза, упомянули, что ваш дедушка купил ее вместе с домом. Правильно?

– Да. Еще до войны. Если не ошибаюсь, в 39-м году.

– Это уже хорошо. То есть более шестидесяти лет картина находилась в одних руках и владельца не меняла.

И тут поднялась невообразимая кутерьма. Все заговорили одновременно. Ленька приволок из кухни бокалы и шампанское. Пришла кошка Марта. Любиш запел что-то заздравное сербское. Сима сообщила, что будет немедленно звонить Ольге Васильевне, а то ее дочь с гостями, чего доброго, всю обстановку из дома распродаст. «Николай II» предложил тост, который никто не услышал. Даже Павел, сохранявший прежде серьезность, разулыбался. В Лизиной голове поднялся невообразимый ураган, мысли носились одна за другой, вернее не мысли, а какие-то обрывки-недодумыши. Ей никак не удавалось сосредоточиться. Она даже испугалась, что в суматохе забудет сделать что-то очень и очень важное.

17. Суета Валентиновка, август 20… г., китайская тушь/бумага

С утра накрапывал дождь. Сад дышал свежестью. Лужайки вокруг дома пестрели яблоками. Под окном орал соседский кот, давнишний Мартин ухажер.