Портреты и судьбы: Из ленинградской Пушкинианы

Старшая дочь Пушкина была названа Марией в честь своей прабабки — Марии Алексеевны Ганнибал. Через две недели после рождения дочери Марии Пушкин шутливо писал княгине В. Ф. Вяземской: «Представьте себе, что жена моя имела неловкость разрешиться маленькой литографией с моей особы. Я в отчаяньи, несмотря на все мое самомнение». В раннем детстве Маша доставляла много хлопот родителям. Отправив на лето в 1834 году жену с двухлетней дочерью и годовалым сыном в Москву (а затем в калужское имение), к матери Натальи Николаевны и ее сестрам, поэт не переставал беспокоиться о семье. «…Что Машка? — пишет он в Москву, в дом Гончаровых, — чай, куда рада, что может вволю воевать». В одном из последующих писем он просит теток «Машку не баловать, т. е. не слушаться ее слез и крику, а то мне не будет от нее покоя…», «Целую Машку и заочно смеюсь ее затеям», — пишет он тогда же в другом письме.

Ольга Сергеевна Павлищева считала своего брата «нежным отцом» и, конечно, не ошибалась в своем мнении.

Самые ранние портреты детей Пушкина находятся в уже упоминавшемся не раз альбоме Н. Н. Пушкиной, хранящемся в собрании Всесоюзного музея А. С. Пушкина. Н. И. Фризенгоф зарисовала их всех вместе сидящими за обеденным столом в Михайловском 10 августа 1841 года. В центре группы — спокойная, серьезная и сосредоточенная девятилетняя Маша, справа от нее — самая младшая, Таша, и Александр, годом моложе старшей сестры, слева — шестилетний Гриша.

В этом же альбоме находится и другой портрет старшей дочери Пушкина — работы Томаса Райта, относящийся к 1844 году; двенадцатилетняя девочка изображена на нем в профиль, с задорно вздернутым носиком и двумя длинными косичками, на ней ярко-розовое платье.

Получив хорошее домашнее воспитание, Мария Александровна появилась в свете, удивляя окружающих не столько красотою в общепринятом значении этого слова, сколько своеобразным изяществом, оригинальным сочетанием черт отца и матери. В 1852 году Мария Пушкина, так же как и ее младшая сестра, была нарисована Николаем Ланским; рисунок предназначался для уезжающей из России Александры Николаевны Гончаровой-Фризенгоф. Этот скромный, «домашний» портрет двадцатилетней М. А. Пушкиной находится в альбоме А. Н. Фризенгоф (Словацкий национальный музей в Братиславе).

В том же году, в декабре, Мария Александровна Пушкина «была пожалована» фрейлиной. Примерно в это время ее портрет написал художник Иван Кузьмич Макаров. Этот самый известный портрет Марии Александровны экспонируется в музее Л. Н. Толстого в Москве, так как внешний облик М. А. Гартунг в какой-то мере запечатлен в образе Анны Карениной. Музею Толстого портрет был передан в 1933 году москвичкой Еленой Степановной Макаренко, хорошей знакомой старшей дочери Пушкина. Чувствуя себя после смерти брата Александра (умер в 1914 году) совсем одинокой в Москве и собираясь поехать в Петербург к сводной сестре А. П. Араповой, Мария Александровна передала Е. С. Макаренко свой портрет и ниточку жемчуга «бургиньон» [11], доставшегося ей от матери. С этим жемчужным ожерельем на высокой, красивой шее, с гирляндой анютиных глазок в волосах, изображена она на портрете Макарова.

Л. Н. Толстой встретил Марию Александровну в Туле в 1868 году в доме генерала Тулубьева. Узнав, что М. А. Гартунг дочь Пушкина, Лев Николаевич чрезвычайно заинтересовался ею. Свояченица Толстого Т. А. Кузминская в своей книге «Моя жизнь дома и в Ясной Поляне» писала об этом вечере: «…вошла незнакомая дама в черном кружевном платье. Ее легкая походка легко несла ее довольно полную, но прямую и изящную фигуру». Великий писатель сразу же заметил в ней общие черты с Пушкиным, особенно удивительные «арапские завитки на затылке». «Когда представили Льва Николаевича Марии Александровне, — продолжает Кузминская, — он сел за чайный стол около нее; разговора их я не знаю, но знаю, что она послужила ему типом Анны Карениной, не характером, не жизнью, а наружностью. Он сам признавал это».

На портрете И. К. Макарова М. А. Гартунг одновременно похожа на Пушкина, бабушку Надежду Осиповну и тетку Ольгу Сергеевну. Недаром бабушка и тетка любили Машу Пушкину «до безумия». Надежда Осиповна просила Ольгу Сергеевну нарисовать внучку «в виде рафаэлевского ангела», считая ее «очень милой и хорошенькой». Сама Ольга Сергеевна утверждала, что племянница очень похожа на нее. В феврале 1841 года она пишет мужу из Петербурга: «Невестка моя хороша, как никогда. Старшая ее дочь на меня очень похожа и от меня не отходит, когда я прихожу. Я тоже люблю эту девочку и начинаю верить в голос крови».