Портреты пером

Олонецкий губернатор Николай Эварестович Писарев пребывал в Петрозаводске только второй год. Ранее он делал себе карьеру в Киеве, при генерал-губернаторе Бибикове. Один близко знавший его человек так обрисовал Писарева в своих записках: «В его маленькой фигуре, в его светло-голубых, стеклянных глазах, светившихся умом и фальшью, было что-то отталкивающее…»

Ради карьеры он был готов на все.

Приезжавший в Киев инженер Дельвиг вспоминает: «Бибиков, сидя за обедом, при дежурном чиновнике из его канцелярии, спросил меня, познакомился ли я с Писаревым, управляющим его канцелярией, и сказал мне, что он держит Писарева как человека весьма умного и полезного для края, а все уверяют, что он будто держит Писарева потому, что находится в связи (это было выражено самым циническим образом) с женою последнего». Красивая, статная, ростом выше своего мужа, эта женщина обращала на себя общее внимание. Один киевский житель рассказывает в записках своих, что, несмотря на почтенный возраст генерал-губернатора, жена Писарева «сама являлась к нему по ночам по его востребованию… Муж ее зато пользовался безграничным доверием Бибикова и безграничною властью».

Седой, с торчащими черными бровями, с начерненными усами и бакенбардами, «с ноздрями, раздувающимися при каждом впечатлении» (как запомнилось одному из мемуаристов), «с головой Вельзевула» (как пишет другой мемуарист), Бибиков не имел левой руки — потерял ее некогда на войне. Теперь он говаривал: «У меня одна рука, но — железная!»

Киевские знакомые говорили инженеру Дельвигу, что «Писарев и другие подчиненные Бибикову лица выдумывали заговоры и раздували их важность с целью выслуживаться и получать награды, а между тем оговоренные подвергались ссылке в Сибирь и другим тяжким наказаниям». Помещики Киевской губернии, «чтобы не подвергаться арестам, платили Писареву большие суммы». В воспоминаниях священника Добшевича рассказано, что Писарев (цитирую в переводе с польского) «прежде всего думал, как бы скорее сколотить себе состояние. Драл поэтому за все и со всех без жалости и так бессовестно, что в течение десяти лет он, не имевший перед тем порядочного сюртука и обуви, стал миллионером».

Взятки были, разумеется, в порядке вещей. И когда председатель киевского суда просил генерал-губернатора оказать содействие в борьбе с этим злом, Бибиков отвечал, что никакие меры не помогут: «Брали и будут брать». Тут он своей железной рукой ничего не мог исправить.

Однако на Писарева жаловались в Петербург. Бибикову приходилось делать своему помощнику замечания. Тот каждый раз отвечал, что это сплетни и кляузы его врагов, направленные столько же против него, Писарева, сколько и против генерал-губернатора, — верить кляузам не следует. Разве не клевещут, будто его высокопревосходительство состоит в интимных отношениях с его женой? Но он, Писарев, как здравомыслящий человек, не верит злонамеренным сплетням… Бибикову оставалось только прикусить язык.

Во времена правления этих двух деятелей в Киеве был арестован Тарас Шевченко. Писарева Шевченко видел, должно быть, не раз и слышал о нем достаточно, так что даже через десять лет ему привиделись во сне Писарев и его жена. Шевченко отметил этот случай в своем дневнике и приписал ниже: «Что теперь с этим гениальным взяточником и его целомудренной помощницей?»

Что было с Писаревым через десять лет, куда его к тому времени занесло — нам неизвестно. А в Петрозаводск он попал отнюдь не по собственному желанию. Министр внутренних дел Перовский написал графу Орлову, что «при теперешнем положении дел Писарева оставить при Бибикове нельзя», ибо это «человек подкупной». Царь подписал назначение Писарева на должность олонецкого губернатора. Формально это было повышением по службе. Но по сути дела «человеку подкупному» дали по рукам, чтобы не зарывался, и спровадили подальше от Киева.

Жена его также прибыла вместе с двумя дочками в Петрозаводск. Но не захотела жить с детьми в столь непривычном холодном климате и скоро уехала. Так что в Петрозаводске Писарев стал жить один. И конечно, он пребывал в самом мрачном расположении духа. Тут немало приходилось от него терпеть ссыльным и поднадзорным, тем более что с них ему нечего было взять.

В этом городе Андрузский жил вдвоем с Липпоманом, а Белозерский вдвоем с Николаем Макаровым, молодым чиновником, не ссыльным и не поднадзорным, но тоже уроженцем Украины. Более года назад, в Киеве, Макаров был представлен Писареву, и тот, получив назначение на должность олонецкого губернатора, уговорил Макарова ехать на службу в Петрозаводск…

Все четверо — Белозерский, Андрузский, Липпоман и Макаров — были молодыми и холостыми. Меньше других ссыльных бедствовал Белозерский — получал материальную помощь от родни, состоятельных помещиков Черниговской губернии. Но и он этой зимой в письме к сестре с отчаянием написал: «Боже, унеси меня отсюда!»