Портреты Пером (СИ)

Сунув Джиму (не Арсеню же с вывихнутыми недавно пальцами) листок бумаги с карандашом и получив красноречивое: «Не твоё дело», – Кукловод усаживается рядом. Во-первых, ему так хочется. А во-вторых, тут удобно и тепло, а ему ещё составленный Райаном список деталей для устройства активного шумоподавления проверять.

Время тянулось долго. В течение дня, едва удавалось задремать с полными ушами ваты, Арсению снились черти, устроившие в аду забастовку и лупящие со всей дури по нечищеным медным котлам копытами, поварёшками и вилками для жарки мяса. Когда он открывал глаза, над ним свешивался то Джим, то Кукловод. Один раз оказался Джек, но он быстро куда-то уполз.

Поисковые бригады – всего две, в одной Билл, Зак и Оливия, в другой Майкл, Джим-подпольщик и Энн – уходили в особняк и возвращались, то ни с чем, то кидали на одеяло Форсу из сумок найденное.

Рой тоже порывался, но Джим не позволил. Подпольщик вместо этого ушёл к статуе в дальнем конце двора и сплёл ей кривой веночек из растущих тут цветов. Веночек выглядел уныло, Рой тоже.

Фил лежал неподвижно, закрыв глаза. Джим несколько раз поил его, тот покорно пил, но больше ни на что не реагировал.

Когда начало темнеть, Оливия, вернувшаяся со своей группой с очередного поискового рейда, вдруг опустилась под навес, закрыла лицо ладонями в замызганных бинтах и расплакалась. Слышно за грохотом «Полёта валькирий» не было, только вздрагивали плечи под отсыревшей грязной блузкой. Джим насильно заставил её опустить руки. Размотал бинты и обнаружил на левой ладони огромный нарыв. Ругаться не ругался, да и бесполезно, но всем своим видом выражал неодобрение. И так понятно, что терпела и не шла сдаваться, может, боялась боли. А теперь, когда гнойник стал рвать сильнее страха, не выдержала. Ей дали полстакана разбавленного спирта.

Джим вскрывал нарыв при свете фонарика, который держал над оперируемой ладонью серьёзный и сосредоточенный Зак. Он же подавал бинты, вату и перекись, а Дженни обнимала несчастную за плечи.

Билл ушёл на поиски один, хоть его и отговаривали.

Наблюдать за работающим Файрвудом было одно удовольствие, что Арсений и делал. Ореол стал значительно меньше: ад кинулся за фальшивой подачкой, забыв про свою жертву.

После того, как всхлипывающая Оливия оказалась перебинтована и передана Дженни для успокоения, Джим обернулся к остальным с грозным видом, как бы призывая сдаваться сразу. Рой поднял руку, в которой был лист с надписью «отпусти меня, док, на волю», но Джим остался непреклонен, дал ему витаминку и пополз осматривать вялую Нэт.

Сумерки наступили быстро. Они принялись наползать от стен, мягко растворяя в себе крыльцо, кусты, пустые фонари, тропинки… Вскоре в чернильном мраке не осталось ничего, кроме яркого пятна костра и гремящей музыки. Когда совсем стемнело, Арсений, пристроив фонарик, принялся рисовать Кукловода. Они с Райаном что-то паяли у самого дуба из принесённых деталей, едва ли не стукаясь лбами. Вокруг них пустовало пространство – остальные расползлись и сжались подальше. Фонарики эти двое примотали ко всему, чему смогли – от палок, поддерживающих навес, до ствола дуба (обмотали проволокой).

Перу через какое-то время надоело выворачивать руку с карандашом – рисовал он, скрючившись и поджав к животу колени. Альтернатива была: изредка то один, то другой из обитателей выползали из-под навеса, чтобы сходить погреться к костру. Сейчас только оттуда припрыгал Закери и сразу же залез под одеяло. Арсений решился. Распрямился, сунул альбом в сумку возле хвостатого, укутался в куртку поплотнее и выбрался за край.

Сразу, будто навес был каким-то барьером, музыка обрушилась на него с двойной яростью вместе с каплями дождя. Эти чёртовы классические аккорды уже продолбили тоннели в голове через весь мозг, точно. В ушах болезненно пульсировало, отдаваясь в виски, повторяющаяся раз за разом мелодия ввинчивалась в мозг.

Это маленькие гномики сверлят себе внутри моего черепа пещерки. Ага.

Ухмыльнувшись, Арсений проковылял к костру. В этот час он еле теплился, но под грудой обгоревших деревяшек ещё мерцали багровым угли, и над ними поднималось тепло. Здесь на скамеечке пристроился Джим-подпольщик в дождевике. Насколько Перо помнил, подпольщик отсюда не уходил с начала ночи. Из ушей у него красноречиво торчали клочки ваты.

Из-за густой кроны дуба капли вниз почти не попадали. Так, изредка, одна или другая срывалась сверху, и тогда над костром поднимался дым. Уши, истерзанные классикой, казалось, почти слышали приятное глухое шипение испаряющейся воды.

Нортон подвинулся, и Арсений вклинился на узкую скамейку.

Это ж антикварная, не? А она живая разве

Здесь было тепло. От костра поднимался приятный жар. По телу пробежала дрожь, выгоняя наружу остатки холода. Правда, спина продолжала подмерзать, но тут уже ничего не поделаешь.