Португальская империя и ее владения в XV-XIX вв

Албукерки и его ближайшие преемники, хотя и отождествляли индуизм со «слепым идолопоклонничеством», не занимались систематическим разрушением индуистских храмов и не вмешивались открыто в общественные церемонии и обряды индусов (за исключением запрета самосожжения вдовы с трупом мужа). По отношению к мусульманам они вели себя совсем по-другому – сносили мусульманские мечети и запрещали исламские обряды при первом возможном случае. Подобным образом у португальских первопроходцев в Азии и Абиссинии не вызывали беспокойства обряды халдеев и сиро-якобитов, то есть почитавших ев. апостола Фому[19]христиан Малабарского берега, и монофизитская Эфиопская церковь, когда они наконец установили связь с «пресвитером Иоанном». Но обострение религиозного противостояния в Европе, вызванного распространением протестантских ересей и одновременно происходившим возрождением Римско-католической церкви, получившим наименование Контрреформация, нашло свое явное отражение на Востоке во время правления Жуана III (1521–1557), который возвестил, как это назвал профессор Фрэнсис Роджерс, о наступлении «Эры латинского высокомерия».

Вслед за созывом Вселенского Тридентского собора, учреждением инквизиции (1536) и введением строжайшей церковной цензуры в Португалии сразу же последовало разрушение индуистских храмов в Гоа и проявилась все крепнувшая тенденция считать христиан ев. Фомы и абиссинцев упорными еретиками, которых следует вернуть в лоно Церкви как можно скорее. В Европе принцип, что правитель и его подданные должны иметь одну и ту же веру – cujus геgio illius religio, – становится широко распространенным как среди католиков, так и протестантов. Было неизбежно, что португальцы постараются применить тот же самый принцип и в тех местах, которые они эффективно контролировали. На практике это относилось к их поселениям на западном побережье Индии и на равнинном Цейлоне. Уголовные законы, которые с 1540 г. начали действовать в отношении открытого исповедания ислама, индуизма и буддизма в некоторых владениях Португалии на Востоке, имели зеркальное отражение уголовных законов, принятых в европейских странах против тех, кто придерживается других форм христианства; соответственно правительства этих стран считали их подрывными и еретическими. Стоит только вспомнить отношение к католикам в Британии и Ирландии и те гонения, которым повсюду подвергались евреи. Было сказано, и, несомненно, это справедливо, что «человек – религиозное животное». С полной уверенностью можно заявить, что человек – это также преследуемое животное. История христианства, по сути пацифистской религии братской любви, дает нам много примеров этому. И деятельность португальцев в Индии не была исключением из всеобщего правила.

Римско-католическая церковь в Португалии и в ее заморской империи сохранила к 1550 г. сильные позиции; и ее положение еще более укрепилось с началом Контрреформации, которую Португалия безусловно и сразу поддержала.

Священники пользовались в значительной степени иммунитетом и были вне гражданской юрисдикции. Монашеские ордена и церковь владели около ⅓ наличной земли в самой Португалии и многими лучшими землями в Португальской Индии. Священники и прелаты часто оставались на всю жизнь в Азии, постоянно влияя на паству, что контрастировало с трехлетними сроками правления вице-королей и губернаторов, что выразилось в короткой рифмованной пословице жителей Гоа: Vice-rei va, Vice-rei vem, Padre Paulista sempre tem («Вице-короли приходят и уходят, но отцы-иезуиты всегда остаются с нами»). Прежде всего, у португальцев было глубоко врожденное чувство почтения к статусу священника, которое отразилось в еще одной народной пословице: «Самый худший поп лучше, чем самый лучший мирянин». Есть ряд факторов, которые помогают понять роль церкви в это глубоко религиозное время в военном и морском предприятии, создавшем в Азии португальскую морскую империю, которая была отлита в церковной форме. Когда некоторые королевские чиновники в Гоа упрекнули вице-короля дона Конштантину де Браганса в попытках всеми возможными способами обратить в христианство местных баньянов (купцов), что могло бы значительно помешать сбору королевских налогов, «он ответил, что, как и все христианские принцы, он предпочел бы стремлению получить с этих земель доходы и снарядить каракки с грузом перца, прежде всего ради чести и славы Его Величества, решимость добиться обращения в истинную веру несчастных уроженцев Гоа, что он готов рискнуть всем, чтобы спасти хотя бы одну душу». Слова эти были сказаны не просто так, потому что это был тот самый вице-король, который отверг предложение правителя Пегу выкупить за баснословную сумму священную реликвию – зуб Будды, захваченный португальцами в Джафнапатаме, который архиепископ Гоа в присутствии народа раздробил на мелкие части пестом в ступке.