На основании всего сказанного, принимая во внимание массу свидетельств, можно легко опровергнуть современное утверждение португальцев о бескровной колонизации Бразилии, отмеченное непроизвольной симпатией и пониманием к американским индейцам, чувством, которое отсутствует у других колониальных держав в Америке – испанцев, англичан, французов или голландцев. Но было бы, конечно, равным образом ошибочным недооценивать действительные достижения Португалии в колонизации Бразилии и утверждать, что к аборигенам всегда везде относились плохо, как уверяли Кардин и современные ему критики. Если поселенцы, в своей значительной части, рассматривали индейцев как источник рабочей силы, которых можно было принудительно использовать, нисколько не считаясь с ними, были также и примеры мирной расовой ассимиляции. Первопроходцу Дуарте Куэлью была передана в дар капитания Пернамбуку и часть морского побережья (donatario
); два поколения его семьи в течение 1540–1570 гг. прилагали большие усилия, чтобы отстроить колониальное поселение, чему упорно сопротивлялись окрестные племена. В это же самое трудное время родственник Дуарте конкистадор Жерониму д’Албукерки, отличавшийся чадолюбием, прославился своими любовными похождениями. Его знали как человека «имевшего мягкий характер и дружественно расположенного к окружающим, и поскольку у него было много детей от дочерей местных племенных вождей, он относился к ним с предупредительностью». Патриарх «Адам из Пернамбуку», окрещенный этим именем из-за своего многочисленного потомства, в 1584 г. официально признал 24 своих отпрыска. И в наши дни многие из знатных семейств Пернамбуку гордятся своим происхождением от индейской «принцессы» Марии ду Эспириту Сайту Арку-Верде. Это была бразильская (и более плодовитая) Покахонтас[22].Иезуиты пытались сделать из кочующих индейцев оседлых христиан, собирая их в миссионерские поселки (aldeias
), так же поступали, с переменным успехом, их испанские коллеги, создавая более известные всем резервации в Парагвае. Эти поселки первоначально располагались вблизи поселений белых и их небольших городков; иезуиты вынужденно давали согласие на работу своих подопечных у португальских поселенцев, оговаривая это рядом условий и гарантий. Но они стремились ограничить эти контакты, насколько это было возможно, и оградить своих неофитов от разлагающего влияния белых поселенцев и полукровок. По этой причине они воздерживались, в некоторых местах, от обучения новообращенных португальскому языку, пользуясь в миссионерских поселках в общении смесью диалектов тупи-гуарани с португальским языком. Монархия была также заинтересована в том, чтобы обеспечить дружеское сотрудничество с «цивилизованными» индейцами, которых называли Indios mansos («кроткие индейцы»), в защите прибрежных поселений от нападений корсаров – в первую очередь французских, а после 1570 г. и английских. Эти дружественные индейцы были также полезны, когда устраивали облавы на сбежавших негров-рабов, хотя индианки часто свободно вступали в связь с африканцами, когда представлялась такая возможность; мужчины этих рас обычно недолюбливали друг друга. В самых южных районах Сан-Паулу и Сан-Висенти процесс смешения белых и индейцев протекал интенсивнее, чем где-либо еще. Белые поселенцы брали в жены индианок или чаще сожительствовали с ними. В жилах жителя Сан-Паулу текла смешанная кровь (так обстояло дело почти со всеми), в этом было явное сходство бразильцев с франко-канадскими метисами, или, иначе, трапперами (фр. coureur-du-bois). Местные жители привычнее себя чувствовали на лесных тропах в отдаленных внутренних районах, чем дома на собственной ферме. Они удалялись вглубь континента на сотни миль в поисках индейцев-рабов и драгоценных металлов, отдельные их отряды проникли вплоть до Анд в конце века.
Ангола и королевство Конго, XVI–XVIII вв.