Португальская империя и ее владения в XV-XIX вв

Уже в 1530 г. годовой вывоз рабов из королевства Конго оценивался в 4 тысячи или 5 тысяч pecas de Indias. Под наименованием реса подразумевался сильный и здоровый юноша-раб; все другие рабы обоего пола ценились меньше и не были ему равноценны. Под эту категорию могли подпадать два или три человека, разного возраста, пола и физической формы; грудных детей считали вместе с матерью. В это время большинство рабов приобретали в процессе меновой торговли вне пределов королевства Конго из племен теке и мпумбу на северо-востоке и мбунду на юге. Король Афонсу I и его наследники постоянно жаловались, что португальские торговцы смотрят на конголезцев как на рабов; да и вторжение джагга сопровождалось значительным ростом работорговли, которая продолжала процветать в Конго и после их изгнания. Сами конголезские короли время от времени дарили рабов королям Португалии; но из их переписки явствует, что рост работорговли воспринимался ими болезненно и они старались ограничить ее, как могли. Португальские короли также были намерены сотрудничать в этом отношении с конголезскими монархами, но их усилия систематически саботировали губернаторы и плантаторы острова Сан-Томе, которые постоянно увеличивали объемы торговли, заключая сделки с оптовыми торговцами на континенте.

Не желая исполнять мешавшие им королевские указы и стремясь уклониться от уплаты экспортных пошлин в конголезском порту Мпинда, работорговцы с Сан-Томе все чаще обращали свои взоры на королевство Ндонго, к югу от реки Данде; здесь жил народ мбунду. Португальцам стало известно о существовании этого недавно образованного, но растущего государства банту к 1520 г., когда король Мануэл передал инструкции двум посланникам ко двору «Короля Анголы», так был назван могущественный правитель согласно своему родовому имени Нгола. Посланникам сообщили, что страна Нголы, как говорят, богата серебром и что он сам просил прислать миссионеров, имея намерение принять христианство. Каковы были результаты этого первого посольства, неизвестно, но поиски новых душ и серебра продолжали оказывать влияние на португальскую политику в Анголе на протяжении многих лет, хотя, как и в Конго, рабы оставались наиболее надежным и непосредственным источником дохода. Вплоть до 1571 г. португальская монархия ставила условием, что рабов должны принимать на борт только в конголезском порту Мпинда; но уже начиная с 1520 г. все большее количество рабов непосредственно отправлялось из устья реки Кванза в Анголе, где действовали работорговцы с острова Сан-Томе, которые уклонялись от уплаты государству экспортной пошлины.

В 1560 г. португальский монарх предпринял еще одну попытку установить официальные отношения с Нголой. Однако послов, среди которых было четыре миссионера-иезуита, несколько лет продолжали удерживать в Нголеме, столице Ндонго, которую описывали как город из 5–6 тысяч «домов» (краалей), прежде чем он сгорел в 1564 г. в пожаре. Паулу Диаш де Нувайш, который сопровождал иезуитов, вместе с несколькими выжившими попутчиками был освобожден Нголой по прошествии нескольких лет; но священник-иезуит Франсишку де Гувейя оставался в плену до самой смерти десять лет спустя. Задолго до этого он разочаровался в возможности без труда обратить мбунду в христианство. В своем послании португальскому монарху в 1563 г. он утверждал на основании полученного опыта, что эти банту были варварами-дикарями, которые не могут быть обращены посредством мирного убеждения, которое применялось в отношении таких культурных азиатских наций, как японцы и китайцы. Христианство в Анголе, писал он, должно насаждаться силой оружия, и в случае, если это удастся, банту станут прекрасными и послушными христианами. Таковым было и оставалось в течение долгого времени основное убеждение португальских миссионеров и мирян. Как писал другой иезуит-миссионер из Анголы двенадцать лет спустя: «Почти каждый убежден, что обращения этих варваров невозможно добиться любовью, только сила может сделать из них христиан и вассалов нашего повелителя короля».