— Ну вот что, Изя, — оборвал Ржевский, стукнув графином по столу, — за вино, конечно, спасибо, но от твоих библейских проповедей у меня скоро из ушей маца потечет. Лучше прикрой — ка ты варежку и познакомь скорей со своей Сарочкой.
— Ой мне! Зачем?
— Хочу отблагодарить за мацу.
Иосиф Соломоныч вжал голову в плечи.
— А она… она ушла.
— Куда ж она так некстати подевалась?
— А-а… это одному Богу известно.
— Может, в синагогу — грехи замаливать?
— Разве я шторож своей дочери?
— А другой дочки, случаем, нет? — не унимался Ржевский.
— Нет… только жена осталась…
— С париком на бритой голове?
Лавочник вздрогнул.
— Откуда вы знаете?
— Всяко бывало.
— С моей Хаечкой?!
— Да не с твоей, а из вашего племени. Скажи на милость, зачем все замужние еврейки бреют голову и носят парик?
— Таков обычай.
— Хитрецы! — Ржевский погрозил пальцем. — Не хотите своими женами ни с кем делиться?
— А вам оно надо? — залопотал старик, но не договорил, привлеченный шумом за входной дверью.
Глава 44. Повышение в чине
Дверь распахнулась настежь.
Ржевский отступил в тень, нащупывая на боку рукоять сабли.
В лавку, по — петушиному важно переставляя ноги, вошел круглолицый французский капитан конно — егерского полка. Брезгливо принюхиваясь, он уперся взглядом в Иосифа Соломоныча.
— Какая вонь! Помойка! Вы хозяин?
— Яволь, майн хер /Да, мой господин (нем.)/, — задрожал тот.
— Это вы тут жрете чеснок?
— Вам потерэть или нарэзать?
— Молчать! Здесь я буду держать своих лошадей.
— Ой мне, ой мне… — запричитал старик. — Куда мине столько навоза!
— Вы пруссак?
— Яволь, майн хер! По двоюродной прабабке отчима.
Французский капитан огляделся со все тем же гадливым выражением на лице.
— Капрал?! — удивился он, заметив в глубине комнаты Ржевского. — Что вы делаете в этом свинарнике?
— Искал, где бы выпить.
Капитан скривил губы, оглядывая его с головы до ног.
— В каком вы виде?! Не капрал, а чучело! Почему манжеты на локтях?
— Чтоб кулакам не мешали, — ответил Ржевский, не спеша направляясь к нему.
— Молчать! Почему грудь нараспашку?
— Заливал за воротник. Неплохое винцо было, между прочим.
Капитан выпучил глаза.
— Что за тон! Вы говорите с гвардейским офицером!
— Но все же не с парижской примадонной.
— Капрал, вы пьяны!
— Я бы и вам налил, капитан, да, жаль, один уксус остался.
Ржевский краем глаза приметил на своем пути увесистую табуретку.
Щеки француза раздувались от гнева.
— Вы позорите французскую армию!
— Велика важность.
— Я вас разжалую в солдаты!!
— А морда не треснет? — Ржевский взял табуретку в руку. — Господин капитан желает присесть?
И, не дожидаясь ответа, огрел его по лбу.
Не успев даже сказать «ma pauvre mere!» /«моя бедная мама!»/, француз рухнул ничком.
— Кажется, его хватил удар, — сказал Ржевский.
Раздев француза с помощью хозяина лавки, он примерил капитанский мундир.
— Будто на вас сшит, — зацокал языком Иосиф Соломоныч. — Вы на глазах растете в чине, господин поручик.
— От царя сей милости не дождешься, — усмехнулся Ржевский. — Кто смел, тот и съел.
Лавочник озабоченно сверкнул моноклем на бесчувственное тело француза:
— И что мине теперь делать с этим иродом?
— Сделайте ему обрезание. А как очнется, накормите мацой, чтоб не больно ругался. Счастливо оставаться, папаша!
Глава 45. Игра в четыре руки
Ржевский подошел к особняку прокурорши. Ветер катал по пустому двору клочья сена, помятая трава была усеяна конскими яблоками и прочими печальными следами поспешного бегства хозяев.
Когда Ржевский вошел в дом, у него заложило в ушах от тупых деревянно — чугунных звуков, сотрясавших стены.
— Это еще что за какофония?
Он быстро миновал пустую переднюю.
В гостиной незнакомая девушка в пышном белом платье играла на расстроенных клавикордах. Она была столь увлечена, что не услышала, как вошел поручик.
— Имею честь, поручик Ржевский! — сходу выпалил он пароль, неизменно открывавший перед ним все двери и окна столичных спален.
Девушка вскрикнула от неожиданности.
— Пардон, месье, — залепетала она, неловко подбирая платье, чтобы встать. — То есть бонжур, мерси…
— Не робейте, я не француз, — сказал он, остановив ее жестом. — Так, ради смеха вырядился.
Испуг в ее глазах сменился обычным женским любопытством.
— Как вас зовут, сударыня? — спросил Ржевский.
— Дуняша.
— А где госпожа прокурорша?
— Там же, где и прокурор. Они всей семьей подалась в Тульскую губернию.
— А вы, сударыня, кто им будете?
Девушка слегка замялась.
— Я? Так, седьмая вода на киселе.
— У вас неплохо получается, — поручик поиграл в воздухе пальцами. — Будто воробей по клавишам скачет.
— Меня Ольга Игнатьевна выучила.
Разрумянившись от похвалы, она стала наигрывать какой — то менуэт.
«Музыка дрянь, зато малышка чертовски хороша», — подумал Ржевский.
Подойдя поближе, он склонился над девушкой. Его уха коснулся ее русый локон.
— Вы тоже играете? — спросила она, не поворачивая головы.
— С грехом пополам.
— Это как же?
— Сейчас покажу. Позвольте присоседиться?
— Угу-м.
Взяв стул, он присел рядом.