Поручик Ржевский или Дуэль с Наполеоном

Некоторое время они играли в четыре руки. А потом в три, потом что одна из рук поручика, отвлекшись от клавиш, отправилась путешествовать по девичьему платью.

— Что вы делаете, поручик?

— Музицирую с грехом пополам…

Вскоре по клавишам бродили лишь тонкие девичьи пальцы.

Девушка млела, путая си — бемоль с до — диезом. Поручику уже было совсем не до музыки.

И тут вошла какая — то древняя старуха.

Ржевский вскинул голову на звук шаркающих шагов и сразу признал в вошедшей — ключницу, которая однажды застала его с прокуроршей, резвящимися на полу.

— Господи Иисусе Христе! — как и тогда всплеснула руками старуха. — Барыню попользовали, теперь за служанок принялись.

Ржевский недовольно крякнул.

— Полно, мамаша! В тяжелую годину о такой чепухе вспомнили.

Старушечий нос злобно заострился.

— Хороша чепуха, от которой дети родятся! Хозяин до сих пор мается, на кого младшенький похож.

— Ну и дурак, что мается! Радоваться должен, что в семье гусар вырастет.

— Грех — то какой, господи! На звериной шкуре блуд сотворяли… — Ключница горестно посмотрела на медведя, расстеленного посередине гостиной. — Ох, спаси и помилуй!

— Хватит причитать, мать. Лучше бы полы помыла в прихожей.

— Они и так чистые.

— Врешь, я только что наследил.

— Отвяжись, окаянный… А ты, Дуняшка, — обратилась старуха к девушке, — как тебе не стыдно, в барыню вырядилась! Откуда платье — то?

Девушка обиженно фыркнула.

— Хозяйка перед отъездом подарила. Угу-м!

— А ты и рада подол задирать. Ох, царица небесная, срамота — то какая…

— Ступай прочь, кликуша! — не стерпел Ржевский, запустив в нее клавиром.

Старуха синкопой[16] прошмыгнула за двери.

— Молодости твоей завидует, — сказал поручик Дуняше. — Мне эти бабки всегда поперек горла… Постой, так ты, стало быть, прокурорам никакая не родственница?

Девушка печально отвела глаза.

— Не похожа я на барыню?

— Да ты краше во сто крат! Давай на медведе покатаемся, а? Барыня это дело очень любила.

— Ой, боюсь…

— Да он же не кусается!

Девушка в сомнении перебирала складки платья. Грудь ее учащенно вздымалась.

— Милая, меня, может, завтра убьют, — проникновенным голосом проговорил Ржевский, приобняв ее за талию. — Война все — таки, а не хихоньки — хахоньки.

— Ах, поручик, бедненький. — Она ласково взглянула на него. — Ну как мне вас не пожалеть! Угу-м?

— Душечка! — умилился Ржевский. — Во славу Отечества!

Подхватив ее на руки, он уложил на медвежью шкуру, которая спустя мгновение оказалась почти единственной их одеждой.

— Эх, прокачусь! — сказал Ржевский, защекотав девушку своими усами.

— Окажите милость, голубчик…

Удобно устроившись, он вдруг чуть не подпрыгнул на Дуняше:

— Что-с?! Да я у тебя не первый!

— Как вы догадались?

— Я в таких делах — прожженный охотник. Меня не проведешь!

— Не кручиньтесь, миленький. Первым у меня не какой — нибудь дворник был, а сам прокурор.

— Прокурор?! Он же параличем разбит!

— Так с тех пор его и скрючило.

— Вот пройдоха! — усмехнулся Ржевский. — Куда ж Ольга Игнатьевна смотрела?

— Известно куда: на сторону. Рогов ему в отместку понаставила — жуть!

— Ай — да чертова семейка!

— Поручик, голубчик, не ругайтесь, скажите чего — нибудь ласковое.

— Ласковое? Я, признаться, за войну изрядно огрубел-с.

— Ну пожалуйста, что — нибудь такое… этакое… романтичное и чтоб про меня. Угум?

— Сейчас попробую… Эх, сладка, Дуняша, мне овсянка ваша! Угу-м?

— Ой, как я рада, что угодила!

Она залилась радостным смехом.

В отличие от императора Наполеона, ночевавшего в кабаке, поручик Ржевский провел эту ночь в приличном доме. С хорошенькой девушкой и без клопов.

Глава 46. Платоническая любовь

Утреннее московское солнце печально гляделось в золотые купола. Занималась заря первых пожаров.

Поздним утром 3‑го сентября граф Пьер Безухов, муж салонной красавицы Элен, проснулся с ясным и радостным ощущением, что он сегодня зарежет Наполеона.

Братья — масоны однажды открыли Пьеру, что в словах Lempereur Napoleon таится звериное число 666 из Апокалипсиса Ионна Богослова: достаточно было сложить цифровые обозначения французских букв в порядке алфавита, где от a до i идут цифры, а далее — десятки. После долгих арифметических выкладок, Пьеру удалось узнать имя героя, который должен был положить конец власти Зверя. Слова LRusse Besuhof составляли то же самое число 666!

«На ловца и зверь бежит», — подумал Le Russe Pierre Besuhof, узнав о скором появлении Наполеона в Москве.

Сегодня перед выходом Пьер придирчиво осмотрел свой маскарадный кучерский кафтан, спрятал под жилетом тупой зазубренный кинжал в зеленых ножнах и тщательно протер очки. Перекрестясь напоследок перед образами, он поклялся именем братьев — масонов избавить мир от бонапартовой чумы.

Казалось, ничто не могло нарушить планов Пьера.

Но стоило ему выйти на улицу, как за ближайшим поворотом двое подвыпивших французов остановили его вопросом, какого дьявола в Москве нельзя отыскать ни одного публичного дома.

Пьер ответил, что все потаскушки, должно быть, уже отбыли на юга.

— Конец света! — воскликнули французы. — Шлюхи вообразили себя перелетными птицами!