Порвали парус

Я ученый, а ученые не могут без костюмов, так принято думать, и хотя я их надеваю в особо редких случаях, но сейчас, так сказать, доктор наук в летной форме: светлый пиджак и светлые брюки, туфли легкие, хотя и не босоножки, как у большинства, для доктора это почти непристойность.

Ингрид сказала рядом напряженным голосом:

– Не понимаю… Как будто здесь не прогремела самая страшная катастрофа!

– Аэропорты берут под охрану в первую очередь, – напомнил я. – Трупы убрали, весь обслуживающий персонал только белые… Оставайся здесь, нас кто-то должен встретить там, внизу.

– Присмотрю, – заверила она.

– Только не стреляй сразу, – предупредил я.

Аэропорт, как я понял еще в самолете, работает в штатном режиме. Правда, пока единственный на всю ЮАР, где совсем недавно насчитывалось пятьдесят миллионов человек, и самолетов было в небе, как комаров над болотом, но сейчас и это здорово, а в страну начали спешно прибывать, вернее, возвращаться. африканеры, а то и лишь их дети и внуки.

Как только я вышел из здания аэропорта на свежий чистый воздух, ко мне приблизился крепкий загорелый мужчина, бодрый, глаза блестят весельем, а на лице крупными буквами написано, что здесь возможности, нужно успеть схватить как можно больше.

– Мистер Лавроноф, – сказал он вполголоса с той же американской улыбкой, слишком широкой, чтобы быть человеческой. – Вам привет от Дуайта Харднетта. Я Эдди Касперсен.

Рукопожатие у него крепкое, мужское, сейчас врачи по нему определяют работу сердца, забитость сосудов бляшками, ток артериальной и венозной крови, что позволяет судить о реакции как мышечной, так и скорости принятия решений.

– Вы работаете с ним? – поинтересовался я.

Он качнул головой.

– Раньше работали в команде, а сейчас судьба разбросала по разным отделам.

– Он мог бы передать привет и лично, – заметил я.

Он улыбнулся еще шире.

– Мистер Лавроноф, я здесь неофициально.

– Это объясняет, – обронил я.

Он сказал понимающе.

– Думаю, и вы здесь не одни. Вообще ЮАР сейчас кишит агентами спецслужб всех стран. А также людьми из крупных корпораций, компаний, трастовых фондов. Возможностей слишком много! Слетелись, как стервятники на павшего льва.

– А вы здесь…

Он прямо взглянул в глаза.

– Как и вы здесь, мистер Лавроноф. Безопасность – превыше всего! А этот регион сейчас особенно опасен. Мы готовы ввести сюда войска, но это вызовет крик мировой общественности и ненужные потрясения. Так что будем кустарничать…

– Приходится считаться с реалиями, – согласился я. – Правительства постоянно следят за руками друг друга.

– Потому что все шулеры, – сказал он серьезно. – Избиратели это знают, а когда голосуют на выборах президента, то за того, кого считают лучшим шулером. И который обшулерит остальных шулеров во главе Европы, Китая и всяких Швеций.

– Скоро со всем этим покончим, – пообещал я.

– Русские?

– Ученые, – уточнил я. – Без всякой жалости.

Он покачал головой.

– У вас жесткая позиция. Это потому что вы… русский?

– Потому что я бывший советский, – ответил я с горечью. – Из великой страны, что делала все то, что делают сейчас Штаты и предельно осторожничающая Европа. Только у нас был размах шире, а планы по наивности выше.

– Это нелегко, – сказал он со вздохом. – Очень…

– Мы тоже, – сказал я, – пытались строить общество равноправия и распределения богатства, чтобы всем досталось и никто чтоб не ушел обиженным. Как мы помогали Африке, вспомните? Азии, Ближнему Востоку, даже Южной Америке…

– Да, у вас была такая доктрина, знаю.

– На этом и надорвались, – сказал я. – Потому нам очень не хочется, чтобы такое случилось с Европой. Европа… это мы сами, хотя Европа от нас и отбрыкивается, как от детей, что не хотят жить в родительском доме.

Он посмотрел на меня испытующе.

– То есть вы спасаете Европу… ну, как вы считаете, потому что не могли спасти Советский Союз?

– Все мы обязаны поддерживать все лучшее и прогрессивное, – ответил я уклончиво. – Советский Союз ставил перед собой слишком амбициозные и благородные цели, еще не зная, что с питекантропами светлое будущее не построишь… Но проваливались и менее крупные начинания, когда забывали, что человек – скотина и очеловечить его в несколько лет не удастся. Да еще административными мерами… Забыли, как у вас вводили сухой закон, чтобы спасти американскую нацию от пьянства и связанных с ним болезней?.. Сколько лет продержались, пока питекантроп в каждом из американцев не победил?

Он хмыкнул.

– Да, вы продержались дольше.

– Коммунизм все равно воцарится, – напомнил я. – Во всем мире. Вы это хорошо знаете!.. Но на другом уровне и нас самих, и хай-тека.

Глава 13

Сверху раздался окрик, мы оба подняли головы. Ингрид идет на высоте второго этажа по опоясывающему здание балкону, я помахал ей рукой, а она, не долго думая, лихо перемахнула в красивом прыжке через барьер.

Касперсен охнул, а она, грациозно приземляясь на ступни, умело завалилась на бок, эффектно кувыркнулась и вскочила на ноги. Не встала, а именно вскочила в полном кипящем силой подскоке.