Порвали парус

Ингрид запоздало ответила такой же очередью, а когда мы пробегали мимо распростертого тела, уже в крови, кивнула в ее сторону.

– Красивая.

Я сказал равнодушно:

– Враги не бывают красивыми.

Она сказала мне в спину:

– Мне показалось… тебе очень нравится это делать.

– Что?

– Стрелять без промаха… убивать, чувствовать власть над чужой жизнью…

Я спросил удивленно:

– С чего вдруг?

– Ты делал все слишком красиво, – сказала она обвиняющим тоном. – Не как спецназовец, для которого главное выполнить задание, а как артист, которому важно еще и сделать это красиво.

Я сдвинул плечами.

– Я ученый, а наука сама по себе очень красивое и высокое занятие. Приучает, дисциплинирует мышление и привычки. Так что может быть… просто перенос тщательности педантичного ученого, это я педантичный, на все… остальное.

– Не-е-ет, – возразила она, – это в тебе проснулся питекантроп…

– А красота акции тогда при чем?

Она сказала победно:

– А перед самкой поиграть мышцами?

Я посмотрел по сторонам.

– А где тут самка?

– Ну ты и сволочь, – ответила она. – Куда прешь, надо дождаться подкрепления!

– Последний этаж, – напомнил я. – Бежать им некуда, сейчас или никогда. Пока с ними торгуются, самое время ударить.

Она покачала головой.

– Даже не знаю, что ты за человек. И человек ли вообще?

– Трансгуманист, – ответил я, – это такой недосингуляр… нет, лучше предсингуляр. Но пока еще гомо сапиенс, хотя на переходе на ступеньку повыше… Хочешь со мной?

Она промолчала, не до разговоров, я скользящим шагом продвигаюсь вдоль стены, система наблюдения показала как нас, идущих по коридору к центральным комнатам, так и троих охранников, что с автоматами на изготовку ждут нас за углом.

Расстояние между нами не больше пяти шагов, пулями изрешетят с головы до ног, Ингрид догадывается, что впереди нечто потруднее того, что было, прошептала:

– Подождем?

– Да, – ответил я. – Где твои гранаты?

Она молча вытащила одну из подсумка, я выдернул колечко, отсчитал пару секунд и бросил по косой дуге в стену так, чтобы, ударившись, отскочила и откатилась за миг до взрыва прямо под ноги орлам в засаде.

Глянул взрыв, Ингрид вырвалась впереди меня и, бешено стреляя, проскочила за угол, добивая изрешеченных осколками.

– Хорошо, – сказал я с одобрением. – А говоришь, презумпция невинности…

Не слушая ее злое шипение, саданул ногой в дверь и едва удержал палец на спусковой скобе: загораживая собой стол, стоит во весь рост в позе готовности, широко расставив ноги и распахнув куртку, мужчина с поясом смертника на груди и животе, а пальцы руки держит на кнопке взрывателя.

– Ингрид, – сказал я, – замри…

Она остановилась как вкопанная, застыла, страшась сделать хоть одно движение.

Он сказал громко:

– Ты все понял?

– Да, – ответил я. – Чего ты хочешь?

Он сказал торжествующим голосом:

– Ваш яйцеголовый вон за моей спиной. Связанный и с кляпом, так что и не пикнет, всех нас разорвет в клочья.

Я чувствовал, что мог мозг разогрелся, задействовал мощности на уровне суперкомпьютеров всего мира, каждое движение просчитал сотни раз во всех вариантах и сочетаниях…

– И чего ты требуешь? – повторил я.

– Я требую…

Мой палец вжал скобу, тут же чуть сместил ствол выше и выстрелил еще раз. За первой пулей почти проследил, пошла вгрызаться, как скоростной бур, через плотный воздух, преодолела разделяющее нас пространство и ударила террориста в грудь.

Он с воплем ярости отпустил кнопку взрывателя, на лице успело отразиться недоумение, но вторая пуля разворотила переносицу. Голова его откинулась назад с такой силой, словно саданул конь копытом.

Ингрид вскрикнула яростно за моей спиной:

– Сумасшедший!

– Риск, – сказал я, – благородное дело. А благородство пока что выше ума и вообще…

Боевик завалился на спину, Ингрид перепрыгнула через его тело, за столом на полу лежит, подогнув колени, связанный очень пожилой мужчина, Ингрид торопливо освободила его от кляпа и веревок, поддержала за плечи и усадила там же на полу под стеной.

– Отдохните, – посоветовала она, – потом помогу встать.

Он без испуга смотрел снизу вверх в ее раскрасневшееся лицо.

– Вы очень вовремя, – проговорил он с трудом очень сиплым голосом. – У меня руки затекли… Если снимете с рук браслеты, мне будет легче…

Она только сейчас заметила на его завернутых за спину руках полицейские наручники, ухватилась за его скованные руки, но, похоже, пришла без ключа, крикнула мне:

– Помоги поднять!.. Снимем в машине!

Я подхватил заложника под локоть, вместе подняли на ноги, а я пощупал браслеты, пальцы сами отыскали и поняли, как там и что, щелкнуло, я снял дурное железо с обеих рук и отшвырнул в сторону.

Ингрид вытаращила глаза.

– Как ты… Что у тебя за день везения?..

– Да, – согласился я, – пуля попала как раз в тот проводок, который нужно бы кусачками, а пальцы достались от карманника… Хорошо быть Франкенштейном.

Заложник усмехнулся, а Ингрид сказала ему быстро:

– Сейчас размассажирую. Это ничего, кровообращение восстановится… Чуточку пощиплет… Как себя чувствуете?

Он ответил так же сипло:

– Берегли.

– Прекрасно, – заверила она, – нам важно доставить вас живым. Иначе премии лишат.