Впервые, наверно, Никола сам придумал название для новой абстрактной картины – «Трудная жизнь». Можно поверить, что счастливому молодожену пришлось трудно. За спиной не было Жанин, которая привыкла к нищенству и лишениям. Франсуаза была лет на пятнадцать моложе, чем Жанин, она не жила в драной палатке среди пустыни. Она, вероятно, даже не догадывалась, что такое бывает.
Конечно, сейчас у Никола было больше надежды выкарабкаться, чем раньше. У него прошли выставки, он был замечен, у него были поклонники и друзья, среди которых были люди далеко не бедные. И все же, чтоб написать полотно «Трудная жизнь», нужны были краски, много красок, а они стоили кучу денег…
Отчаяньем и нетерпением дышит первое парижское письмо де Сталя его безотказному поклоннику-меценату Жану Борэ, который подкинул ему работу:
«Разбейся в лепешку, Жан, деньжат, бабок, ради всего святого. Побольше бабла и скорей, как можно скорей. Нет красок, ничего нет. Перетряси счета и кредиты, все, и скорей, скорей. Ткань эта почти годится, надо бы понейтральнее, но сойдет и эта. Не забудь про красный брезент.
С голодным приветом. Никола».
Жан делал все, что мог. Он создал общество помощи Сталю. Они собирались открыть выставку в Лилле, продавать его рисунки и картины. Жану Борэ помогал в его хлопотах новый поклонник де Сталя, промышленник и коллекционер Умберто Стражиотти.
В ответном письме де Сталю Жан Борэ пытался приободрить нетерпеливого молодожена:
«Ты будешь богатым, Никола. У тебя уже есть богатство. Мужайся…»
Тем временем Луи Клэе пытался убедить знаменитого галериста Луи Карре подписать контракт со Сталем.
Когда очередные планы «общества помощи Сталю» терпели крушение, Борэ и Стражиотти попросту покупали у Сталя две-три картины.
И утешали как могли любимого живописца. Однако, по всей вероятности, на художника снова наплывал «туман», с которым молоденькой Франсуазе еще предстояло освоиться… А пока…
Антек Теслар (сохранивший на всю жизнь свой первый псевдоним Антуан Тюдаль) вспоминает, что когда в ателье у Сталя было холодно, Никола уходил с блокнотом в ближайший кинотеатр, где грелся и рисовал при свете экрана. Чаще всего он ходил на советские военные фильмы, но на экран не смотрел, а рисовал под грохот пушек, пулеметные очереди и крики «ура». Впрочем, не удивлюсь, узнав, что ставший киносценаристом Тюдаль придумал этот красочный эпизод позднее. В воспоминаниях Тюдаля Никола де Сталь часто предстает этаким лихим мушкетером. Думаю, что в действительности он был более сложным и мрачным персонажем, чем герои, придуманные для Дюма-отца его трудолюбивым негром Огюстом Маке.
Переговоры де Сталя с галеристом Луи Карре затягивались.
Галерея Карре продавала тогда полотна многих художников-авангардистов из поколения де Сталя, но Никола потребовал, чтобы ему платили больше, чем всем остальным. Кандидатуру де Сталя горячо поддерживали арт-дилер Луи-Габриэль Клэе и Жанна Буше. В августе, наконец, состоялась встреча де Сталя со всемогущим, разбогатевшим в войну галеристом Луи Карре. Де Сталь иронически описывал эту встречу в письме своему поклоннику – меценату Жану Адриану:
«Мы наконец позволили себе придти, Карре и я, соблюдая большую серьезность, каждый по своей, какой-то вполне загадочной и запредельной причине, пришли к небольшой статистической и сентиментальной договоренности, срок исполнения которой назначен на конец сентября. Это и называется контрактом. Это была сцена историческая, гоголевская, и атмосферное давление при ее прохождении было тяжким. Как знать, и такое может в конце концов стать реальностью».
Осенью того же года де Сталь закончил свое знаменитое полотно «Трудная жизнь». О картине этой писали неоднократно, отмечая исчезновение маньелиевских сегментов и углов, наличие типичного для этого периода де Сталя сплетения коротких палок.
«Сплетение форм, – писала об этой картине внучка художника Мари дю Буше, – сгущается здесь и заполняет пространство: всплески красного и белого обнаруживают его глубину».
Один из самых знаменитых французских искусствоведов, писавших о Никола де Стале, Андре Шастель отмечал, что с «Трудной жизни» и последовавших за этой картиной полотен переплетающиеся палочки, пучки волокон и прутиков уступают место организации более напряженной и связной. Ярко выражено склеивание форм: они все чаще и чаще бывают представлены в виде светящихся масс, где нежно – серое обрамлено красным ободком. Глядя на эти полотна, – пишет Шастель, – всегда задаешься вопросом, каким образом отрыв одних элементов и напряженное взаимное соединение других может уживаться при такой утонченности палитры».