Порыв ветра, или Звезда над Антибой

В июне Никола сообщает Франсуазе, что никогда ему не было так грустно, как сейчас.

В том же месяце в Венеции открылась международная художественная выставка (бьеннале). В ее французском павильоне были показаны три полотна де Сталя. Однако, в отличие от сговорчивого Дориваля, венецианские организаторы выставки даже не спросили у художника, рядом с чьими произведениями он желал бы разместить свои полотна. Картины де Сталя ничтоже сумняшеся повесили рядом с работами других абстрактных художников…

На одной из тогдашних парижских выставок Никола встретил подругу Жанны художницу Герту Осман и рад был выплакать ей душу. Позднее он стал переписываться с Гертой, потому что мог пожаловаться ей на свою жизнь и узнать от нее что-нибудь о Жанне. А может, и рассказать ей что-либо в надежде, что это будет пересказано Жанне…

После Майского салона, где де Сталь выставил полотно «Сицилийский порт», прошла выставка его картин в галерее Жака Дюбура. Не всем французским критикам пришлась по душе новая манера де Сталя, но нашлось несколько искусствоведов, которые сочли выставленные у Дюбура двенадцать полотен (в том числе «Путь на Юзес») великолепными.

Изменения, происшедшие в живописи де Сталя, коснулись не только частичного (все же на границе абстракции) возвращения к фигуративности, но также изменения фактуры, ее облегчения. Де Сталь чаще работал теперь кистью и щеткой, чем мастихином, и краски его были порой совсем жидкими. Вот как писал об этом известный французский искусствовед Андре Шастель:

«Меняя для себя устройство мира, художник меняет и манеру живописи… Облегчение живописного материала не менее важно, чем возвращение предметов и образов в его живопись. Если иризация, живопись, отливающая всеми оттенками, или пастозность перестают быть для него первейшей заботой, то важными становятся рисунок и вырезанные очертания…»

Итак, кисть и разведенное эссенциями масло приходят на смену мастихину.

Искусствоведы отмечают также изменение палитры. Все напряженнее становится красный цвет и уже на подходе синий. Впрочем, в то последнее «северное» лето де Сталя гамма его была (в сравнении с полихромностью сицилийских пейзажей) очень сдержанной – черное, серое, освещающие все полотно белые пятна.

Работая с таким же напряжением, как и в 1953 году (чуть не триста полотен за1954 год), де Сталь пишет ночной Париж, мост Сен-Мишель…Кто мог предвидеть, что это было его прощанье с Парижем?

Поклонник де Сталя Бернар Дориваль настойчиво сравнивал живопись этой летней поры с гаммой Эдгара Мане, называя нового де Сталя «современным Мане».

Никола де Сталь часто сбегал в то лето на берег северного моря и там писал пейзажи. Это было прощание с красками севера, с родным морем. Однажды он добрался до Гравлина и написал там маяк. Позднее просвещенные искусствоведы вспомнили, что Сталь прошел по следам Сера (что Сера писал то же место за несколько месяцев до своей случайной смерти – 32 лет от роду).

Де Сталь побывал в Эркенгеме, в гостях у семьи Жана Борэ, работал на берегу Ламанша.

Андре Шастель вспоминал о том, как лихорадочно работал в те годы де Сталь: точно торопясь наверстать упущенные элементы окружающего мира, всегда, впрочем, существовавшие в его сознании. За несколько месяцев им написаны были многочисленные пейзажи, натюрморты, он писал цветы и даже фигуры.

Де Сталь по-прежнему работал в своем парижском ателье на рю Гогэ, но к концу лета смятение его становится нестерпимым. В августе он оставляет парижское ателье, покидает Париж, оставляет жену, четверых детей. Можно было подумать, что он гонится за призраком, что его гонит из дому призрак…

Тяга художника к уединению, впрочем, не была чем-то редким, неслыханным. Многим из тех, кто занимается творческим трудом (или хотя бы питает иллюзию своей принадлежности к этому труду), нередко приходится искать уединения, перемены обстановки. Уединение может оказаться грустным, неуютным, некомфортабельным, но без него зачастую не обойтись.

Де Сталь мог бы уехать в свой замок Кастеле, в Менерб, но выяснилось, что Жанна с мужем и детьми поселилась в Грасе. И вот Никола де Сталь едет в Канны искать новое ателье поближе к Грасу. В конце концов ему удается снять ателье, которое устроила и долгие годы занимала вполне известная в этих краях художница Элен Дюфур – на препоследнем этаже дома Ардуэн, выходящего на приморский бульвар и улицу Ревели в Антибе.