Поседевшая юность

— Странно. На работу обувка есть, а в школу нет? Ты свой аттестат им выслал?

— Зачем?! Что он им даст?!

— Ты же немало получаешь, если для села. За три-четыре месяца скопили бы в семье деньжонок, — вот тебе и обувка.

Лицо у старшины посветлело.

— А ты, пожалуй, прав.

— Подожди. Наверное, огородом кормятся?

— Правильно.

— Младшей и старшей сколько лет?

— Младшей одиннадцать, старшей — пятнадцать. А что?

— Старшая кончила семь классов? — Увидев отрицательный жест старшины, Денис продолжал: — А что если матери посоветуешь — пусть младшая и старшая дотянут хотя бы до семилетки, это же на всю жизнь им. Двое работают, а двое учатся. Но и они в свободное время будут помогать и по дому, и в колхозе. Убеди мать, она поймет. Я, наконец, могу написать председателю колхоза.

Старшина хлопал ресницами и молчал. Он думал, он весь был там, дома.

— Видишь, разве трудно так вот поговорить с человеком?

Старшина молчал.

— Ты поговори с ребятами в дивизионе, узнай, у кого что. Ладно?

— Ладно.

— Сам не сообразишь, ко мне приди. Тебе сколько лет?

— Двадцатый. А что?

— Сообразишь, я уверен. Главное, не думать, что все это пустяки. Ведь тут же люди! Погладь корову, и та тебе больше молока даст. А человек? Лично тебе от разговора со мной разве хуже стало?

Старшина опять вздохнул и вдруг широко улыбнулся.

— Ну, даешь! Аж за сердце схватило. Бывай, старшой, — он хлопнул Чулкова по ладошке. — Век живи, век учись…

Они разошлись. Чулков брел по улице, погруженный в думы. Выйдет или не выйдет из старшины комсорг? Влюблен в установку, это ясно. Машину он чувствует лучше, чем человека. Но ведь понял, захватило… Так нужно ли его менять? Ни в коем случае. Колесников — душа-человек, и не боги горшки обжигают.

Одно дело с плеч долой. Удастся ли второе?

Денис сам себя хотел уверить в том, что стремится в дивизион с одной целью — «увидеться с ребятами». На самом же деле он совершенно определенно знал — увидеться ему нужно было прежде всего с Галей. И непременно сегодня. Терпеть неопределенность не оставалось больше сил.

Полученный в штабе документ, из которого явствовало, что гвардии старший сержант Чулков отныне является комсоргом полка, помог Денису быстро найти попутную машину, и минут через десять он уж шагал по нужной ему улице. Вот и хата, в которой разместился медицинский пункт…

Рывком открыл дверь. Галя, в белом халате поверх гимнастерки, сидела за столом, рядом стояла незнакомая Денису медсестра, они о чем-то разговаривали. Увидев неожиданно появившегося Дениса, Галя встрепенулась, лицо зарумянилось.

Чулков понял: здесь поговорить с Галей не удастся. Вскинул руку к виску.

— Товарищ гвардии лейтенант медицинской службы! Старший сержант Чулков. Не могли бы пойти со мной ненадолго? Человека надо посмотреть.

Галя, кажется, все поняла.

— Минутку, — сказала она, вставая, и — медсестре. — Мы потом все решим, Клава.

Надела поверх халата шинель, вышла вслед за Денисом.

— Ты почему без шинели? — спросила она, когда очутились на улице. — Уже прохладно.

— Не успел получить, только сегодня прибыл с объекта, назначен комсоргом полка.

— О-о, поздравляю! И здравствуй, кстати, — она, смеясь, протянула ему руку.

Он пожал ее, задержал в своей.

— Захотел вот увидеть тебя, поговорить.

— Человек, которого надо осмотреть, конечно, выдумка?

— Так точно. Сориентировался, как только увидел, что ты не одна.

— Просто Суворов — быстрота и натиск. Кстати, позволь уж поздравить тебя и с орденом Славы.

— А тебя — с Красной Звездой.

Они опять обменялись рукопожатием.

Разговаривая, свернули в проулок и вышли в поле.

— Помнишь, ты говорил, что я для тебя, как орден? — сказала Галя, внимательно разглядывая землю у себя под ногами.

— Помню.

— Почему же не поцелуешь свою награду?

Она искоса, снизу вверх взглянула на него, в глазах ее угадывались то ли вызов, то ли лукавство…

Почему не поцелует?.. Да он готов бы зацеловать ее всю с головы до ног… Но перед ним маячило лицо Запорожца, перекошенное пьяной улыбкой.

Нет, он не мог переступить через это, не мог пересилить себя… Надо все выяснить. Запорожец, конечно, влюблен в Галю, и потому наврал напропалую, не пощадив девушку, лишь бы оттолкнуть от нее соперника. Сейчас это все вдруг четко сформулировалось в голове Дениса. Ну, конечно же… Даже смешна его ревность… Не может быть у этой чистой, милой, нежной девушки ничего общего с подлецом Запорожцем… Старший лейтенант, наверное, думал, что он, Денис, ничего Гале не скажет, но нет, он скажет, и пусть она знает, каков Запорожец человек…

— Понимаешь Галя, старший лейтенант Запорожец… Он, правда, был выпивши…

— Что? Опять Запорожец?

Как тогда, на берегу реки, Денис удивился происшедшей в ней мгновенной перемене. Нежный румянец будто губкой стерли с лица, глаза смотрели строго и настороженно.

— Он оклеветал тебя, — Денис улыбнулся через силу, и улыбка получилась фальшивой и жалкой. — Он сказал, что ты его… любовница.

Галя закрыла ладонями лицо, постояла так некоторое время, потом покачала головой, и Денис услышал:

— Ах, подлец, подлец!.. Какой же подлец!..