Посейдон (ЛП)

Остальная часть крыльца исчезает в черной дыре у меня перед глазами. Коврик у входной двери уходит у меня из-под ног, словно лодка во время урагана. Я тянусь к двери, или к стене, или к Галену, но так или иначе, я промахиваюсь по всем трем направлениям. Вдруг мои ноги подкашиваются, и моей лицо врезается в его грудь уже во второй раз в жизни. На этот раз, мой единственный вариант — уцепиться за него. Я слышу, как дверь открылась и закрылась. Пламя от его прикосновения — единственное, в чем я уверена. Все остальное — вверх, вниз, влево и вправо, — все, кажется, сливается.

— Я… я, кажется, упала в обморок. Извини.

Он держит меня на руках.

— Я положу тебя на кушетку. Хорошо?

Я киваю в знак согласия, но не отпускаю его шею.

— Скажи, что тебе нужно. Ты пугаешь меня.

Я зарываю свое лицо в его грудь.

— Я ничего не могу видеть. Не хочу ложиться, потому что… потому что не знаю, где нахожусь, — мир уже перестал вращаться. Я решаю, что в настоящий момент — его руки самое безопасное место.

До того, как я не начинаю падать. Я кричу.

— Ш-ш-ш. Все в порядке, Эмма. Я всего лишь сел. Ты на моих коленях, — он поглаживает мои волосы и качает меня взад-вперед. — Что-то с твоей головой? Скажи, что я могу сделать.

Когда я киваю в его грудь, слезы на щеках впитываются в его рубашку.

— Должно быть, что-то с головой. Прежде со мной такого не случалось.

— Не плачь, пожалуйста, Эмма.

Он вздрагивает, когда я хихикаю в его рубашку. И в качестве наказания, голову пронзает сильная боль.

— Держу пари, ты уже жалеешь о том, что привел меня сюда, — говорю я.

Он расслабляется.

— Я бы так не сказал.

Его голос, как бальзам. В объятьях его умелых рук, мое тело расслабляется, находясь вне моего контроля. Паника утекает из меня, как вода из разбитой вазы. Мои глаза отказываются открываться.

— Я немного устала.

— Стоит ли тебе спать? Все, что я читал о травмах головы, так это то, что ты не должна засыпать, — даже когда он это говорит, он позволяет вытянуть мои ноги поближе, прижаться плечом под мышку и подвинуться выше на его коленях. Он закрепляет мое новое положение напряженными руками. Жар медленно закипает между нами и охватывает меня, как зимнее пальто. Прижиматься к скульптурному блоку гранита просто не может быть более комфортным.

— Я думаю, все это верно, но только сразу после травмы. Сейчас же я уверена, что могу поспать. В смысле, я же спала прошлой ночью, так ведь? Серьезно, сейчас у меня навряд ли выйдет не уснуть.

— Но… ты ведь не теряешь сознание, а просто спишь? В этом есть разница.

Я снова зеваю.

— Спать. Возможно, мне просто нужно поспать.

Он кивает в мои волосы.

— Сегодня ты выглядела уставшей после школы.

— Теперь ты можешь положить меня на кушетку.

Он не двигается, просто продолжает качать меня. Все еще само внимание, будто поблизости скользкий склон.

— Гален?

— Хмм?

— Ты уже можешь отпустить меня.

— Я еще не готов, — он еще крепче прижимает меня.

— Ты не должен обнимать…

— Эмма? Ты меня слышишь?

— А, да. Я прекрасно могу слышать. Я только лишь не могу видеть…

— Так уже лучше. На мгновение, я подумал, ты, возможно, не слышала меня, когда я сказал, что еще не готов.

— Болван.

Он смеется в мои волосы.

— Засыпай.

Это последнее, что я запоминаю.

* * *

Из плохого: он больше меня не держит. Из хорошего: я снова могу видеть. Я осматриваю комнату, но еще не пытаюсь принять сидячее положение. Похоже, что я все еще в доме у Галена. Все в этой комнате кричит о роскоши. Предметы искусства, которые должны быть дорогими уже только из-за своего уродства. Необычной формы мебель, изготовленная чисто для броскости, а не для комфорта. На стене над камином огромный телевизор с плоским экраном. На меня накинуто кашемировое одеяло, такое мягкое, что не потревожило бы и наихудший солнечный ожог. Ах да, и еще вид на пляж. Во всю заднюю стену дома стеклянное окно. Никаких тебе дюн, закрывающих обзор. Даже лежа, я вижу набегающие волны и собирающийся в отдалении шторм.

Садиться — огромная ошибка по двум причинам. Во-первых, это заставляет голову пульсировать, и перед глазами мелькают пятна. Во-вторых, это заставляет кого-то закричать.

— Гааааааален!

Бормоча, я прикрываю уши и уединяюсь в кашемировой пещере.

— Трезубец Тритона, Рейна, ты ее разбудишь!

Рейна? Фан-черт-возьми-тастика. Грубиянка-сестра Галена. Но голос принадлежал не ему. Может, у него есть еще и брат?

— Она уже проснулась, перегар ты кальмарий. С чего бы еще я его звала?

— Хорошо, но его здесь нет, принцесса.

Я слышу шарканье и любопытство практически одолевает меня настолько, чтобы выглянуть из-под одеяла. Но вместо этого, одеяло и так слетает у меня с лица. Рейна пристально смотрит на меня и тычет пальцем.

— Видишь? Я же говорила тебе, она проснулась.

Парень рядом с ней качает головой и наклоняется ко мне.

— Эмма? — я в шоке, увидев еще одну пару фиолетовых глаз. И, конечно, этот парень тоже хорош — не так великолепен, как Гален, но правда, кто же он? — с такими же густыми черными волосами и оливковой кожей, как Рейна и ее брат.

В ответ я киваю.

— Эмма, я Тораф. И думаю, ты уже знаешь Рейну?