Посещения запрещены

мы проснёмся на прохладной траве Тропарёвского леса на рассвете.

и, знаешь, всё снова будет хорошо.

нам будет снова тринадцать,

у нас не будет бесконечного количества шрамов на предплечьях,

мы не будем курить пачками по ночам,

не будем забываться после второй банки дешёвого сидра.

ты не будешь больше пытаться покончить с собой,

а я не буду бестолково истерить над твоим неподвижным телом,

пытаясь выдавить хоть слово.

мы снова поедем в Сочи.

и будем наперегонки бегать на закате

на каменистый пляж через мост и дальше,

по длиннющей винтовой лестнице.

мы снова поедем в Грузию,

будем с восторгом вдыхать солнце и пыль старых разбитых автодорог,

спать на соседних кроватях и болтать по ночам.

мы снова будем играть на школьной сцене,

переливаясь всеми цветами эмоций немой куклы,

зажигая огонь в глазах маленькой девочки, сидящей в первом ряду,

или вызывая улыбку у нашей классной руководительницы,

сидящей чуть справа от сцены.

мы снова поедем, наконец, в злополучную Рязань,

поплачем вместе над могилой нашего детства,

над выброшенным в истерике в окно моим тонким лезвием

и бордовым от твоей крови одеялом.

нам снова будет тринадцать,

и всё снова будет хорошо.

I'm just a kid.

Привет. Меня зовут Ж. И да, я снова попал в больницу. Не поверите, последний раз я лежал в подобном заведении 2 месяца назад. У меня опускаются руки.

Вино и сигареты – это всё, что нам осталось.

Моя врач обнимает меня, я буквально плачу у неё на руках. Снова. Снова. Снова. Иногда мне кажется, что она единственная, кто по-настоящему понимает меня. Сегодня первый день в больнице, и я пока с осторожностью отношусь к девушкам, которые лежат в отделении. Надеюсь, это пройдёт. Слушаю лекцию. Я не могу перестать учиться даже в больнице – скоро сессия, и я не могу себе этого позволить.

Ты бей и издевайся.

Вселенная бьёт меня, я бью в ответ. Сейчас я попал в больницу совсем на грани. МНЕ НЕ ЖАЛЬ.

Save you.

Сегодня утром АВ приходит ко мне с какими-то бумагами в руках, смотрит как будто немного гневно и разочарованно. Я пугаюсь.

– Что случилось?

– Это Ваши анализы. Через две недели Вы умрёте.

И у человека дыра в груди.

Чёрт. Это всё-таки случилось. Понимаете, у меня РПП – "расстройство пищевого поведения" и последние 6 лет и ни разу не ел нормально – без дикого чувства вины, ненависти и страха. Когда заканчивал школу полтора года назад, весил больше 70, а сейчас – меньше 50. Впрочем, это не так важно. Я довёл себя. Снова начинаю плакать. Мне больно. Спасите. Умоляю, сделайте что-нибудь…. АВ разводит руками. Я не могу встать с дивана в холле с первого раза. Больно. Страшно. Я умираю.

И полетим. Выше, выше.

Я верю, что однажды стану бабочкой и взлечу. Мне очень страшно.

Try.

Мы сидим в курилке. Вообще-то это туалет, но всем на это наплевать. Я здесь уже две недели, и за это время неплохо социализировался. Таблетки, капельницы, подготовка к экзаменам, лекции, семинары в очереди на обед. Кстати, была на днях чудесная история. Я сидел на одном из последних семинаров по философии, мы обсуждали Ницше. Очень зацепились за фразу Заратустры "Бог умер" и буквально кричали друг на друга. П сидела и смотрела на меня огромными безумными глазами, смеялась, отпускала комментарии. И в этот момент нас позвали обедать. Представьте себе, стою я в очереди на обед и на весь коридор кричу в динамик телефона: "Но ведь бог умер, а значит его больше нет!" И кто после этого сумасшедший???

Все пилигримы, с закатом в глазах.

Иногда мне кажется, что я никогда не выберусь из этой пропасти. Девочки обнимают меня, если я плачу, за эти две недели я ни разу не плакал в одиночестве, если не считать ночей. Я плохо сплю и практически не ем, у меня совершенно нет сил. Не хочу так больше.

Заткнись и целуй меня.

Л – прекрасное кудрявое чудо, когда А вернулась из больницы, мы сидели вечером с кальяном и она рассказывала мне про "местных", но, кажется, у меня получилось выстроить связи несколько лучше. На Н мне больно смотреть, потому что она до дикой боли напоминает мне женщину, в которую я влюблён всем сердцем.

Давай никогда не взрослеть?

Мы с Л сидим вдвоём на подоконнике в курилке, она держит меня за руку, я плачу, плачу так, что начинаю задыхаться, сползаю на пол и всё плачу и плачу. Она пошла за АВ. Может быть, она ещё здесь и поможет. Я больше не могу. Мир двоится перед глазами.

Отпусти, прошу, отпусти.

Мальчики не плачут.

И девочки. И небинарные люди тоже. Меня всю жизнь учили, что нельзя громко плакать и громко смеяться. Сейчас АВ по сантиметру в день учит меня выражать чувства и принимать себя. Девочки ей помогают. Я начал закатывать рукава. Первое время было страшно. Сейчас – ничего.

Мама и папа, простите, я странный.