Пощёчина генерал-полковнику Готу

Он, капитан Гордеев, пока еще не знал, что почти вся авиация их Западного особого военного округа погибнет в первые восемь часов войны. Причём из 738 потерянных самолётов 528 будут уничтожены на земле. И щемящие душу ожидания и надежды, что вот-вот сейчас наконец-то наши краснозвёздные истребители очистят небо от наглых стервятников, а краснозвёздные бомбардировщики разнесут на молекулы немецкие батареи, окажутся несбыточными, и ещё очень долго вражеская авиация будет господствовать в воздухе, сея смерть, разруху, панику. Только осенью станет известно о том, что командующий авиацией округа генерал-майор Копец, узнав о фантастических потерях в авиачастях, застрелился у себя в кабинете.

Относительно благополучно преодолев реку Мухавец, бросив несколько загловших бронемашин, полк стал пересекать с юга на север шоссе Брест – Кобрин. Было только около семи утра, но по шоссе с запада на восток плотным потоком двигались военные и гражданские грузовики, подводы, тысячи и тысячи беженцев, тащившие на себе скарб. По обочинам гнали стада колхозного скота, поднимавшего тучи пыли.

Пограничники перекрыли движение, пропуская танки. На шоссе создалась жуткая пробка. И тут же, словно мухи на мёд, прилетели немецкие бомбардировщики и истребители. Началось методичное, циничное варварское уничтожение всего живого. Самолёты с рёвом носились вдоль шоссе на такой малой высоте, что были видны радостные лица их пилотов. Ленты пулемётного огня вспарывали шоссе будто живую плоть, оставляя длинные кровавые полосы. Бомбардировщики сыпали мелкие бомбы на скопления грузовиков и повозок.

И тут кто-то из танкистов не выдержал. В борт ещё не вышедшего из пике Ю-87 впилась, словно огненная игла, длинная очередь из ручного пулемёта Дегтярёва. Несколько пуль разбили фонарь, немедленно окрасившийся кровью пилота. Бомбардировщик нехотя задымил, накренился на левый бок и, пролетев ещё с полкилометра, рухнул в лесу, подняв высокий столб огня и дыма. Потеряв вскоре ещё пару машин, немцы повернули на запад.

К полудню остатки 22-й танковой дивизии вышли в район сосредоточения, почти не имея горючего, боеприпасов и средств связи. Комдив генерал-майор Пуганов собрал командиров полков и комбатов, потребовал отчёта о потерях, оставшихся в строю живой силы и техники. Из рапортов командиров батальонов стало ясно: дивизия потеряла половину бронетехники, почти все автомашины, большую часть артиллерии. Хуже всего обстояло дело с горючим и снарядами для танковых пушек. Лишь несколько ротных командиров, в том числе и Гордеев, в нарушение приказа, держали боезапас в танках. Комдив приказал имеющиеся 45-мм снаряды распределить поровну среди всех бронемашин. Гордеев, имевший в роте тройной боекомплект в триста снарядов на танк, по сто снарядов с машины отдал в общий котёл. Командиру разведбата и присоединившейся к дивизии роте пограничников был отдан приказал немедленно отправить на шоссе Брест – Кобрин боевые группы для изъятия для нужд дивизии всего грузового автотранспорта, идущего на восток либо порожним, либо с гражданским имуществом, а также всех цистерн с бензином и соляркой. В Жабинках реквизировали около двух десятков грузовиков, передав их в моторизованный полк. Эти меры позволили к полудню посадить на автомашины два батальона мотопехоты и обеспечить мехтягой две батареи полковых 76-мм орудий.

В батальоне, которым стал командовать Гордеев, осталось двадцать пять танков, из которых семнадцать были гордеевской роты, ещё восемь – остатки двух других рот. Гордеев своим приказом разделил по восемь бронемашин на роту, образовав в каждой по два взвода. Ротными он назначил лейтенантов Бузова, Шумейко и Клюева, взводными – командиров танков из сержантов сверхсрочной службы. Отходившие от шокового состояния, словно от удара молнии, танкисты, отдыхали в тени садов и кустарника. Кто-то спал, растянувшись на траве, кто-то ветками отгонял назойливых мух, кто-то курил ещё довоенные папиросы… По переулку, из-за ближайшей избы, попыхивая дымком и расточая аромат горячих щей, запряжённая парой колхозных лошадей, выкатилась полевая кухня. На скамье, рядом с управлявшим спецтехникой бойцом, сидел старшина Ефременко. Ловко спрыгнув и отряхнув с себя пыль, он с достоинством подошёл к группе командиров, спокойно доложил:

– Товарищ капитан, обед, для личного состава батальона прибыл. На первое – щи со свежей свининой, на второе – гречневая каша с той же свининой, но жаренной с луком.

– Молодец! – искренне обрадовался комбат. – Из ротного имущества что-то удалось вывезти?

– Не густо, товарищ капитан. Но документы все целы.

– Давай корми бойцов. Неизвестно, когда ещё нормально поедят.