Читаем Пощечина общественному вкусу полностью

Пощечина общественному вкусу

Бенедикт Константинович Лившиц , Василий Васильевич Кандинский , Велимир Хлебников , Владимир Владимирович Маяковский , Давид Давидович Бурлюк , Николай Давидович Бурлюк

Огонь шепчет древние заклятия и дремучие речи, усыпляя волнение. Тонкие сырые нити незримо растут из пламени и своей паутиной заплетают мою неподвижную фигуру и верного лара. Изнемогая и потрескивая плетет умирающий паук серый кокон тихого света. Трясет сладкими лапками легкую колыбель, застывая под дикою тьмою.

Серым дождливым утром я нашел его обожженным у догоравшей свечи на ночном столике.

Давид Бурлюк

Садовник

Изотлевший позвоночникРот сухой и глаз прямой,Продавец лучей — цветочникВечно праведный весной.Каждый луч — и взял монету,Острый блеск и черный крепВечно щурил глаз ко светуВсе же был и сух и слеп!

«Со стоном проносились мимо…»

Со стоном проносились мимо,По мостовой был лязг копыт.Какой-то радостью хранимой,Руководитель следопыт —Смотрел, следил по тротуарамПод кистью изможденных звездПрилежный, приставая к парамИ озирался окрест…Что он искал опасным оком?Что привлекло его часы —К людским запутанным потокам,Где следопыты только псы,Где столько скомканных понятийПримет разнообразных стопИ где смущеннее невнятнейСтезя ближайших из особ.

«Рыдаешь над сломанной вазой…»

Рыдаешь над сломанной вазой,Далекие туч жемчугаТы бросила меткою фразойЗа их голубые рога.Дрожат округленные груди,Недвижим рождающий взглядКак яд погребенный в сосудеОтброшенный весок наряд.Иди же я здесь поникаюНа крылья усталости странной;Мгновеньем свой круг замыкаюОтпавший забавы обманной.

«Убийство красное…»

Убийство красноеПриблизило кинжал,О время гласноеНоситель узких жалНа белой радостиДрожит точась рубинУбийца младостиВедун ночных глубинТам у источникаВскричал кующий шаг,Лик полуночникаНесущий красный флаг.

«Зазывая взглядом гнойным…»

Зазывая взглядом гнойнымПеной желтых сиплых губСтаном гнутым и нестройнымСжав в руках дырявый кубТы не знаешь скромных буднейБрачных сладостных цепейБеспощадней непробуднейСредь медлительных зыбей.

Василий Кандинский

Четыре маленьких рассказа из его книги «Klange»

(изд. R. Piper A. Co, Munchen)

Клетка

Оно было разорвано. Я взял оба конца в обе руки и плотно их друг к другу держал. Вокруг росло что-то. Вплотную вокруг меня Но видно не было ничего.

Я думал, что ничего и не было. А вперед двинуться не мог. Я был как муха в опрокинутом стакане.

Т.-е. ничего видимого, а не прорвешься. Было даже пусто. Прямо передо мной стояло дерево, вернее сказать деревцо. Листья как ярь-медянка зеленые. Плотные как железо и как железо твердые. Маленькие кроваво светящиеся яблочки висели на ветках.

Вот все что было.

Видеть

Синее, Синее поднималось, поднималось и падало.

Острое, Тонкое свистело, вонзалось, но не протыкало.

По всем концам грохнуло. Толстокоричневое повисло будто на все времена.

Будто. Будто.

Шире расширь свои руки.

Шире. Шире.

А лицо свое покрой красным платком.

И может быть, еще ничего не сдвинулось: только ты сдвинулся.

За белым скачком белый скачок.

А за этим белым скачком еще белый скачок.

И в этом белом скачке белый скачок. В каждом белом скачке белый скачок.

Вот то то и не хорошо, что ты не видишь Мутное: в Мутном то оно и сидит.

Отсюда-то все и начинается . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Треснуло . . . . . . . . . . . .

Фагот

Совсем большие дома рушились внезапно. Маленькие дома оставались невредимы.

Толстое, твердое, яйцеобразное оранжевое облако повисло над городом вокруг. Казалось, оно повисло на остром конце длинного креста высокой худой колокольни и светило фиолетовым светом.

Перейти на страницу: