Поскрёбыши

Той порой у Ларисы в большой московской комнате за казенным роялем, сюда затащенным, сидела девочка – ровесница Никиты из консерваторского дома. Играла с Никитою в четыре руки. Была она смугла личиком точно пасхальное яичко, слабо крашенное луковой шелухой. Черти-подростки, спрятавшись на антресоли, сиречь на полатях, посмеивались над звонаревым пророчеством, что де за Никиту ни одна девушка не пойдет. Еще как пойдет. Господи, не дай опасному гену перейти в Никитино потомство. Рано я заскулила. Девочка с ювелирно оплетенными по одной прядке вкруг головы косичками поиграла и ушла. Даже имени ее не знаю. Но надежда витает в воздухе. Никита открыл форточку – весна въехала в зеленой карете. Будь готов к счастью, Никита. – Всегда готов.

Что у него в голове? читать он ничего не читает, окромя партитур. Оперу слушает с разинутым ртом, горюет о мученьях отравленной царской невесты. Половины не понимает, но сострадает по полной. Знает, что сидеть за фортепьяно рядом с Мариной хорошо. (Ага, ее звать Мариной.) И если Марфу Собакину хотят разлучить с Иваном Лыковым, то во всяком случае для Ивана это большое горе. Может, и для Марфы тоже, но Никита не уверен. Маринка радуется весне. Где-то сорвала два цветочка мать-и-мачехи. Нашла, умудрилась. Ну конечно, я тоже рад. Но скоро уезжать во Мценск. Черти уж свернули свою адскую кухню и подсунули в собранный Ларисой багаж. Намерены продолжать направленное врачеванье Никиты у звонаря под носом.

Как видите, Никита думает хорошим русским языком. А начинал с одних ругательств. Иван Антоныч, приехавший специально забрать и препроводить, диву дался – эк дитя повзрослело. Чего черти не доработали, то довершила Маринка одним своим молчаньем. Иван Антоныч торжественно вел в свой дом рослого синеглазого парнишку, на котором никакого огреха природы заметно не было. Лариса вышагивала за ними двоими, сияя тысячей улыбок. Мценск нежился в весеннем мареве и жадно ждал звона. Никиту отпустили рано: экзаменов он не сдавал, не имело смысла, при сугубо индивидуальной программе. Слишком рано отпустили, по его тайным соображениям. Душа набирала опыт: нельзя у жизни просить всё сразу. Истосковавшаяся колокольня виднелась от звонарева подъезда и робко позванивала на ветру – ждала Никиту. Два равновеликих призванья разорвали бы его пополам, когда б не мощная поддержка Иван Антоныча. Тот врос рядом с Никитою в землю аки колышек. Лариса обвилась вьюнком сразу вокруг Никитина тонкого ствола и звонарева крепкого. Черти из кожи вон лезли, помогали. Умней и хорошей, Никитушка. Звони во все колокола – нешто мы против. Выдумывай свою непростую музыку. Не всё ж тебе петь «во саду ли в огороде». А невеста нехай подрастет.

Нема мого миленького –

Поĩхав за Десну.

Казав – рости. дiвчинонько.

На другую весну.

Ой, не сглазьте, черти. Да уж мы небось не сглазим. У нас глаз ватерпас. Всё примечаем, а любимому своему воспитаннику Никите свиньи не подложим. (Очень лояльные черти.)

Мценское лето – на даче. Луга в ромашках, речка в кувшинках. Звонить ездят вдвоем на старом заслуженном драндулете с коляской. Почитай, ни у кого больше такого не осталось. Черти скачут через веревочку на засыпанной канаве между участками Ларисы и звонаря. Это здешние, мценские . А те, подмосковные, что к Олегу в электричку подсаживались, так ему житья и не давали. Приходили в сберкассу, когда он дежурил. В цивильных спортивных костюмах, надвинув бейсболку на бегающие глазки. Выбьют талон как путные и сидят ждут. Олег дергается. А кому скажешь, что черти? Прямая дорога в психбольницу. Когда ихний номер загорится, подбегут к какому нужно окошечку, сунут в него свернутую газету и прогнусавят: мне снять три тысячи. И ничего не заполняют, а сверлят кассиршу зеньями. Та, глядишь, и повелась на бесовский обман. Стали замечать, что в Олегову смену всегда недостача. Неужто он с какой мафией связался? взламывают коды, подделывают сберкнижки? что-то вроде знаменитых чеченчских фальшивых авизо. Только всё по мелочам – мафия мараться не станет. Черти не зарывались, знали меру. Олег про чертей не заикнулся: стыдно было. Так его и уволили с формулировкой «потеря доверия». Скверная статья. Жена Ксения, сама из торговли, знала: так выражаются, чтоб не написать прямо- «ворует». Ни в торговлю, ни на склад, ни в охрану больше не возьмут. К тому времени она в муже по всем статьям разочаровалась. Развелась, выписала, выкинула к чертям собачьим. К августу это всё и подоспело. Олег думает: поеду во Мценск, пока мать там. Стану мценским мещанином. Главное чтоб дома. Остальное как-нибудь.