Поскрёбыши

Мценск – он и через сорок лет Мценск. Никто не ломал пятиэтажек, и сами они не развалились, вопреки ожиданиям. И мценского детдома почитай не трогали – легкий косметический ремонт. Пустырь на задах так пустырем, поросшим пастушьей сумкой, и остался. Но табличку «детдом имени Ларисы Козиной» повесили. Бесы расстарались. Подсунули бумажку кому следует, а тот, не читая, подмахнул. В вестибюле Ларисин бюст Петрушиной работы: оплаченный заказ. Тоже подсунули – подмахнул. Приволье мое, раздолье мое. Какими будем через сорок лет – я уже не увижу. В девяностых мы были как Чикаго в тридцатых. Значит, в 2050ых будем примерно как Чикаго в девяностых. А Мценск явит пример постоянства. Торопясь на обед, детдомовцы будут шибаться о бюст Ларисы Козиной, о гипсовые руки, застывшие в ласке. Сейчас бежит парень лет двенадцати. Стукнулся плечом, потер его – и скорей в столовку. У меня свое, продвинутое время. Сорок лет форы мне мало. И вот уж десятилетний Арсюша, сын Николая, духовный внук Никиты, как в чеховской «Чайке» натянул простыню вместо занавеса промеж абстрактных истуканов на сдвоенном участке Ларисы и звонаря. Будет разыгрывать свою пьесу.

Я, привиденье, разглядела в Арсюше актера. Черти (у них время вообще безразмерное) бодры и деятельны по-прежнему. Подсели на кайф наставничества. Лепят из Арсюши нового Мольера. Сказано было: ни мадам Поклеен, ни какая другая мадам в ближайшие сто лет не родит такого. У нас со временем этакая петрушка, что где сто, там и четыреста. Не родит. Ха-ха. А вот Полина взяла и родила. Правда, повторить этот опыт не решилась.

Простыня отдернута. На деревянных скамьях сидят зрители. Сонный Игорь, сосредоточенный Никита, восторженный Николай, внимательная Полина, небрежно одетый Петр, почти не одетая Славяна, художественно татуированный Бен, еще двое неизвестных мне представителей богемы, мужеского пола – и восемь чертей, неоднократно здесь названных, они же и главные виновники происходящего. Сунули каждому зрителю в руки кулек с клубникою и затихли, потягивая темными ноздрями жасминный воздух. Арсюша несовременно красив. Кудрявая голова высоко посажена на гибкой шее. Создается впечатленье диковинного цветка. Взгляни с высот небесных рая, Лариса. Созерцание отрочества тебе привычно и мило. На щеках у Арсюши румянец вдохновенья. Щукинское училище по нем плачет. Талия с Мельпоменой, обвивши платье около щиколотки, ходят рука об руку по дорожке, шарахаясь от вновь прибывших орд богемных гостей. Эти последние рассаживаются уже на траве, возможно что и на грядках, пятная клубникой нарочито рваные джинсы. (Мы договорились растягивать сегодняшнее время – оно у нас резиновое.) Так что же за пьеса? странно взрослая пьеса. Названье «Карточная игра». Арсюша сразу во всех четырех ролях: король, принц, солдат и мужик. Меняет по ходу действия плащи, парики и шляпы. Когда нужны двое одновременно, - юный актер, он же и драматург, надевает необходимые атрибуты на швабру. Так солдат бьет мужика, а принц иной раз дает оплеуху солдату. И карты летят по ветру, забиваясь в плащи. Круто. Клёво. Супер. Отпад. Как время ходит по кругу. Некогда вымышленный Константин Треплев на берегу озера устраивал модерновое представленье. К Арсюше зрители благосклоннее. Попробовал бы кто заикнуться против его балаганной пьесы – черти под скамьями защипали бы до синяков. Продвинутая богема могла бы выступить: опоздал ты, старина, со своей комедией дель арте. Нет, усердно хлопали, отмахиваясь от ос. Поди не хлопай – придется на лбу осу прихлопывать. Беси на такие шутки мастаки. Современные изваянья, похожие не то на скифских баб, не то на колоссов с острова Пасхи, сотрясаются от аплодисментов. Кудрявый отрок получает свою клубнику, уже и вымазался. Никита с Огрызком и Оглоедом отправляются звонить, а старый Игорь проспал весь спектакль и храпит до се. Гляди, царство божие проспишь. На колокольне Никиту уж ждет местный мальчик Андрей, Арсюшин ровесник и друг. Звонаренок. Время узлом завязывается. В церкви надевает облаченье уже третий при Никите поп отец Михаил. Андрейка ясноглаз, похож на Никиту, каким тот был полвека назад. То есть на отрока Варфоломея нестеровского. Ну что ж, можно бобылю Игорю и помирать. В то же лето Игорь и помер. Уж как мне не хотелось его хоронить – поделом, не зарекайся. Невесть ни дня ни часу. Отец Михаил отпел, земля мценская приняла. Уж каким надо быть злодеем, чтоб не приняла. Лежит под бузинным кусточком, вспоминая Ларисины пироги. Хороши были.