Поскрёбыши

Ему уже двадцать, сидит во чужом пиру. Новоиспеченные родственники говорят о чем-то как о само собой разумеющемся. Это такая интонация - уверенности в том, что собеседник с тобой согласен. А он не согласен. Есть ничтожная пауза, чтобы возразить. Гриша ее никогда не пропускает. Вернее, пропускает крайне редко и потом очень раскаивается. Господи, занесло же Гришу за этот стол. Сидит напротив старика. Тот сильно сдал, глаза слезятся, на зверства его давно уж не хватает. Сарай на даче набит зэковскими телогрейками и ватными штанами. По углам везде рассованы мешочки с золотыми коронками - НЗ. Это инстинкт продолженья рода поймал Гришу на крючок. Разевает рот, как рыбка. Пропал, mon petit chose. Новоиспеченную жену зовут Надеждой. Вот он на нее и понадеялся. Напрасно понадеялся. Гришин взгляд покоится на любимом юном лице. Встала, пошла, и его взгляд туда же, как за молоточком в руке невропатолога. К невропатологам он еще находится. Сейчас его рука проносит вилку мимо рта и чуть что не тычет в зачарованный глаз. У него вообще для простых житейских дел не очень управляемые руки. Для тончайшего рисунка - пожалуйста. И так во всем. Он запрограммирован только на сложную деятельность. На книжную полку новой родни ему взглянуть некогда, а там ни одного знакомого имени. Непересекающиеся миры.

У благоприобретенных родственников на даче. Гриша изо всех сил старается, подсыпает гравий под приподнятый домкратом угол осевшего сарая. Тесть - глаза навыкате - всякий раз вздрагивает, когда еще не совсем привычная фигурка зятя стремительно возникает за домом. Там штабелями навалены доски, что отгружают большие лесовозы, отправляясь в зарубежный рейс - плата за чиновничью подпись. Долгие годы каждый выходной ездил с начальником на рыбалку, пил с ним, копал червей. Тот «завещал» ему свою должность. Сам стал начальником, обнаглел. Многое непонятно Грише в его новой жизни. Но разбираться некогда. Надо учиться, надо работать, надо любить. Он молод и легковерен. Родители ему не помощь - сами идеалисты. Относительное отрезвленье придет тогда, когда все пути к отступленью будут отрезаны. Господи, смилуйся над Гришей!

Он студент, учится в инженерно-физическом, читает молодой жене вслух фейнмановские лекции, та зевает. Облучается на плохоньком оборудованье. Любовно глядит в старенькую, похожую на ретро-фотоаппарат, камеру Резерфорда. В голове Гришиной носится легкая кавалерия мысли, мозг его озарен сполохами догадок. Ему ясно не только то, во что его охотно посвящают дорвавшиеся до нестандартного ученика профессора. Ему понятно всё и еще кое-что. Когда Гриша говорит, а это бывает редко, его учителя собираются вкруг него и слушают с опущенными глазами, не выдавая своей реакции - до перестройки еще несколько лет ждать. Всё это очень напоминает известную картину Поленова. Изустные свидетельства о Грише только здесь, в среде физиков, и сохранились. Из физических законов вселенной Гриша первым с неопровержимостью и свойственным ему изяществом мысли вывел факт бытия Божьего. Ему, дилетанту не то что в богословии, но и в философии, принадлежит этот высокий приоритет, о чем мало кто знает.

Так вот, Гриша уставился в эту допотопную камеру Резерфорда. Там таинственные частицы чертят свои траектории. Мир бесконечен вширь и вглубь, как и сам человек. Вот теперь на большой экран - смотрите все - проецируется этот салют во славу разума. Или это пучок возможных траекторий жизни Гриши? Ой, там что-то столкнулось. Маленькая катастрофа. Свет гаснет, воцаряется печальное молчанье, из которого постепенно возникает космическая музыка. Как, однако ж, всё хрупко.

А, вот тут какой-то материал отснят уже в катастрофический период Гришиной жизни. Он работает в банке, его туда поспешили устроить на хорошие деньги. Глядь, Гришины товарищи-физики начинают один за другим уезжать за границу. Спохватившись, жена пытается переиграть ситуацию назад, но поздно - у Гриши развилась нервная болезнь, которая уже заметна пристальному глазу и скоро будет видна за версту. Он идет из банка домой зимними сумерками и громко воет на луну, пока никто не слышит. Оборачивается - за ним идет человек. Нехорошо получилось. А настоящие собаки кусают Гришу при всяком удобном случае, чуя его слабость. Летом идет он из раскаленного контейнера - почему контейнера? - да ладно, из контейнера, и всё тут. Проходит под своим балконом, глядя на рубашки своих детей, как строй перелетных птиц вытянувшиеся на веревке. Проговаривает про себя свою жалобу:

В знойном Сенегале в плен враги меня забрали

И отправили сюда - за море синее.

И тоскую я вдали от родной своей земли

На плантациях Виргинии, Виргинии…

О, я так устал, я так устал,

Мой прекрасный, мой далекий Сенегал!