Послание

– Ладно, все в порядке, успокойся. Мы можем сделать все это здесь.

– Ты никому не рассказал о том вечере в пятницу… Я все ждала, что люди будут глазеть на меня, что они все узнают. Ты сказал, что не сделаешь этого, и не сделал…

– Конечно, не сделал. Это никого не касается.

Она вытерла слезы тыльной стороной руки.

– Я здесь больше никого не знаю… Я чувствую себя такой одинокой. А потом я увидела возле дома, увидела, как ты… Ты никому ничего не рассказал, а потом приехал ко мне и все полил. Я тоже хотела, но не могла выйти на улицу… Я не могла допустить, чтобы соседи увидели…

– Пора спать, – сказал я, взял ее за руку и повел в спальню. – Поговорим завтра, когда тебе будет лучше.

– Она ненавидит меня! – выпалила Эйва. – Она просто ненавидит меня! Я не виню ее… Я уже столько напортачила, с тех пор как попала сюда…

– Кто тебя ненавидит?

– Доктор Пелтье. Даже когда я стараюсь изо всех сил, она ненавидит меня, я… я…

Я схватил корзину для мусора, и Эйву вырвало. Я подождал, пока она закончит, и отвел ее в кровать.

– Единственное, чем мне хотелось заниматься, была моя работа… И я училась по ночам, повторяла пройденное, пыталась узнать еще и еще… И чем больше она ненавидела меня, тем больше я пила! Иногда я просто хотела умереть… Я просто хотела умереть я просто хотела…

Я успокоил ее, укрыл одеялом и поставил корзину для мусора рядом с кроватью. Она лежала, уставившись в потолок, и сжимала в кулаках невидимые теннисные мячики. По ее щекам тихо текли слезы. Я закрыл дверь и на цыпочках удалился.

Большую часть ночи Эйва ворочалась и стонала – за три дня пьянства все биологические ритмы сбились. На рассвете ей удалось заснуть, и, когда я приоткрыл дверь, лицо ее было умиротворенным. Я надеялся, что она почерпнет в этом спокойном сне силы вернуться к непростым выборам своего жизненного пути.

Мистер Каттер сидел на стальном металлическом стуле в темноте своего чулана. Его грудь тихо поднималась и опускалась, и это были единственные его движения. У него не было искушения жульничать, потому что его никто не видел. Внутри него все пульсировало, било струей, медленно перетекало. Он ничего не мог с этим поделать.

Он сидел на этом стуле часами – спина прямая, колени вместе, руки на бедрах. Он был Хорошим Мальчиком.

До того момента, час назад. Он не смог сдержать свою жидкость, и хотя он боролся с этим, без единого подрагивания руки или покачивания ноги, ему пришлось сдаться. Сначала всего несколько капель… Но вместо того чтобы принести облегчение, это только усилило агонию, и он в конце концов расслабился и позволил жидкости вытечь.

В аду все равно придется расплачиваться за все, думал он, когда после расслабления горячее и раздражающее полилось по его ногам, заполнило вогнутое сиденье стула. Но теперь с этим покончено. Все меняется. Картины в его мозгу становились явью: он заставлял их реализовываться.

Он думал о том, чтобы пойти в секретную комнату, где он держал свою мечту и работал над ней. Но сегодня рабочий день, и ему нужно работать снаружи и носить маску для окружающих.

Через несколько минут мистер Каттер неуверенно встал и принялся растирать замерзшие бедра и сведенные судорогой икры. Затем неуклюже отправился в ванную принять душ. По пути выбрал галстук на сегодняшний день. Носки. Туфли. Осмотрел брюки. Хороший мальчик, аккуратный, во всем выдерживает общий стиль. Он уже без остановок почти прошел кухню, – сегодня было много дел, пора было уже включать скорости, – но тут его позвал любимый ящик. У каждого из нас есть свой секретный помощник. Он вынул длинный нож для хлеба – Мамин нож для хлеба. Она пекла вкусный хлеб, но он должен был хорошо себя вести, чтобы получить его. Поскольку он сегодня описался, хлеба ему не положено вообще. Вот сука! Затем из ящика появилось стальное точило, и мистер Каттер провел по нему лезвием. Этот звук был настоящей музыкой. Однажды он ходил на хоккей, и его сердце пело от радости, когда он слышал тот же самый звук из-под режущих лед коньков – в нем звучали льдинки идеального холода: ежик, ежик, ежик…

Когда я заезжал на автостоянку перед моргом, в моем багажнике звякнули бутылки. Там находилась вся выпивка из моего дома, до последней капли. Я даже сунул туда листерин: для человека, больного алкоголизмом, выпивкой является любой алкоголь.

Эйва наконец достигла порога Истины: признала существование проблемы. Теперь моя задача заключалась в том, чтобы подхватить эту вырывающуюся и кусающуюся Истину на руки, усадить ее на колени Клэр и только надеяться, что после всего этого Эйва все-таки не лишится работы.

Я подъехал к заезду для катафалков возле заднего входа. Было еще рано, и дверь была заперта. Я нажал кнопку звонка. Мне открыл Уиллет Линди с ящиком для инструментов в руках.

– Только не говорите, что вы еще и водопровод ремонтируете, Уилл.

Он звякнул своим ящичком.

– Если что-то ломается, я чиню. Если что-то требуется, пишу заявку. Если все это невозможно, болтаюсь без дела.

– Мне нужно поговорить с Клэр. Она на месте?

Линди вздрогнул.