Послания

Власть слова! Неужели, братия?
Пир полуправды – или лжи?
Я, если честно, без понятия,
и ты попробуй, докажи
одну из этих максим, выторгуй
отсрочку бедную, ожог
лизни – не выпевом, так каторгой
ещё расплатишься, дружок.

И мне, рождённому в фекальную

эпоху, хочется сказать:
прощай, страна моя печальная,
прости, единственная мать.
Я отдал всё тебе, я на зелёный стол
всё выложил, и ныне сам
с ума сошёл от той влюблённости,
от преданности небесам.

Не так ли, утерев невольную

слезу, в каморке тёмной встарь
читала сторожиха школьная
роман «Как закалялась сталь»
и, поражаясь прозе кованой,
в советский погружалась сон,
написанный – нет, окольцованный
орденоносным мертвецом.

«Доцент бежал быстрее ланей…»

Доцент бежал быстрее ланей,
быстрей, чем кролик от орла,
стремясь к потешной сумме знаний,
чтоб жизнь согласная текла.
Он подходил к проблемам строго,
любил районного врача
и мучил павловского дога,
ночами формулы уча.

Я тоже раньше был учёный,

природе причинял урон,
и плакал кролик обречённый,
мне подставляя свой нейрон,
и зрел на мир, где нет удачи,
покрытый смертной пеленой,
а я в мозги его крольчачьи
ланцет засовывал стальной.

Вещает мне Господь-учитель:

пусть не страдалец, не мудрец,
но будь не просто сочинитель,
а друг растерзанных сердец.
Как жалко зайца! Он ведь тоже
бывал влюблён, и водку пил,
и куртку натуральной кожи
с вчерашней премии купил.

Цветков! Мой добрый иностранец!

Ты мыслью крепок, сердцем чист.
Давно ты стал вегетарьянец и знаменитый атеист.
Ужели смерть не крест, а нолик?
О чём душа моя дрожит?
Неужто зря злосчастный кролик
в могилке глинистой лежит?

«Если хлеб твой насущный чёрств…»

Если хлеб твой насущный чёрств,
солона вода и глуха бумага,
вспомни, сын, что дорога в тысячу вёрст
начинается с одного шага,

и твердит эту истину доживающий до седин,

пока его бедная кошка, издыхая, кричит своё «мяу-мяу»,
напоминая, что ту же пословицу обожал один
толстозадый браток – уважаемый председатель Мао.

Кто же спорит: по большей части из общих мест

состоит. Да, курсируем между адом и раем,
погребаем близких, штудируем роспись звёзд,
а потом и сами – без завещания – помираем.

И подползаем к Господу перепуганные, налегке,

чуждые как стяжательству, так и любви, и военной глории.
Если хлеб твой насущный черств, размочи его в молоке
и добавь в котлету. Зачем пропадать калории.

Вот дорога в тысячу ли, вот и Дао, которого нет,

вот нефритовое предсердье – так что же тебе ответил
козлобородый мудрец? Не юродствуй, сынок, не мудри, мой свет:
покупая китайскую вещь, бросаешь деньги на ветер.