Посланник князя тьмы [Повести. Русские хроники в одном лице]

— А раньше не так было? В Литве печатали почти все, а здесь не издано ни одной повести. Хоть и язык я знаю не хуже латыша. Да и причем здесь русские? Ведь здесь заправляли всем их национальные кадры.

— Дело же не в этом. Просто, дорвавшиеся до бесконтрольной власти местные номенклатурщики прекрасно понимают, что сейчас на национализме можно сделать огромные бабки. Можно все разворовать и, пока не взяли за задницу за их коммунистическое прошлое, свалить за границу. С деньгами их везде примут, а этот народ, что здесь живет, так и останется ни с чем.

— Это точно. Ладно, скажите кэпу, что я согласен. Машина его мне тоже понравилась. Но только после того, как эта заварушка с переворотом закончится. А вы куда хотите отсюда уйти, Эдмундас Казимирович?

— Предлагают одно место, по старой памяти, в коммерческой структуре. Не буду пока говорить, чтоб не сглазить. Ладно, не мешай, мне еще кое-какие свои бумаги убрать надо. Военные обещали на совещании в горисполкоме, что захватят все телефонные узлы, типографии и редакции газет. С минуту на минуту ждем десантников. Сам знаешь, в последнее время мы слишком много горячего материала печатали, в том числе и твоего. Некогда даже сжечь, чтоб от греха подальше.

Николаев пододвинул к себе телефонный аппарат.

— Надо позвонить Володьке Сокову, он всегда был в курсе всех политических событий.

— Кому? — прекратив перевязывать коробку с документами, просил главный редактор.

— Сокову.

— Ты чего? Он же погиб тогда, в восемьдесят девятом, когда в вас стреляли.

— Как погиб? Но я же помню, он приходил ко мне в больницу, — потерев лоб, удивленно произнес Николаев.

— М-да, — покачал головой Эдмундас Казимирович, — человеческая память с каждый из нас может сыграть злую шутку. Правда, ничего странного я в этом не вижу, ты почти месяц пролежал в реанимации под капельницей. Думаю, за это время ты мог со всеми архангелами встретиться. Ты на машине?

— Да.

— Тогда поможешь мне перевезти все эти ящики в одно место. Только сначала забеги в бухгалтерию. Я тебе начислил немного за те две статьи, что ты написал за Александра. Получи, пока кассир еще не ушла. Я всех отпустил по домам, а то неизвестно, что здесь начнется через пару часов…

— Теперь сверни направо, и в подворотню.

Николаев въехал через арку дома в небольшой закрытый со всех сторон дворик. К ним навстречу бросился мужчина с куцей бородкой.

— Давайте быстрей, — крикнул он и, открыв заднюю дверцу «Жигулей», схватил одну из перевязанных бечевкой пачек с документами.

Сергей помог перетаскать коробки в какой-то сарай. Мужчина закрыл сарай на огромный амбарный замок и вручил ключ главному редактору.

— Эдмундас Казимирович, вас подвезти? — спросил Николаев.

— Нет, мне еще надо будет зайти кое-куда. А ты лучше езжай-ка домой, отдохни, отоспись после дороги и не высовывайся на улицу. Давай. Зайдешь как-нибудь, если меня сегодня десантники прямо здесь, возле этой стены не расстреляют.

По дороге домой Сергей с трудом нашел работающий магазин. Продавщицы собравшись в кучку, обсуждали последние новости. Купив кофе и черствый батон, Николаев направился к себе. По дороге ему несколько раз приходилось останавливаться и, прижавшись к обочине, пережидать, пока мимо не проедут колонны бронетранспортеров.

Дома он первым делом поставил чайник и включил телевизор. По всем работающим каналам транслировали классическую музыку. На плите засвистел чайник. Сергей приготовил себе кофе, принес на кухню радиоприемник и нашел одну из западных радиостанций, передававших на русском свежие сообщения из Москвы. Похоже было на то, что август 1991 года народ запомнит надолго. Николаев прошелся по всем диапазонам, но, кроме истерических репортажей, практически повторявших одно и то же, не нашел ничего нового. По радио сообщили, что по первой программе должны передавать пресс-конференцию с членами государственного комитета по чрезвычайному положению. Николаев взял чашку с кофе и перешел в комнату к работающему телевизору.

Конференция уже шла. За столом сидели несколько человек. Камера оператора выхватила трясущиеся руки одного из членов ГКЧП.

«Руки дрожат как с „бодуна“, — усмехнулся Сергей. — Теперь понятно, что произошло. Эти товарищи „комитетчики“ надрались небось вчера в Кремле до омерзения, переругались и, не поделив партийные денежки, закололи вилками Горбачева, а министр обороны, опять же спьяну, вызвал еще и подкрепление. Утром, проснувшись и увидев на полу хладный труп Михаила Сергеевича, выглянули в окошко — а на Красной площади танки стоят, и вся Москва войсками забита. Больше они ничего не могли придумать с похмелья, да им ничего и не оставалось, как объявить о введении военного положения в стране».

Сергей выключил телевизор, поставил в изголовье включенный радиоприемник и завалился спать. Не то чтобы его совершенно не интересовали происходящие в Москве события, просто сказывалась усталость после дальней дороги.