Посланник князя тьмы [Повести. Русские хроники в одном лице]

— Очень тяжело, особенно, если вещь уже продана. Вот, возьмем, например, твое дело. Имеется квитанция, на которой черным по белому написано — лампа керосиновая с абажуром. Сколько может она стоить? От пятнадцати рублей до полутора тысяч, все зависит, из какого материала сделана лампа и ее состояние. Даже стоимость, допустим, стеклянного абажура в виде большого тюльпана может колебаться от ста пятидесяти до пятисот рублей. Причем, как я уже говорил, большое значение имеет сохранность. Видишь, какой диапазон цен, и это только для керосиновых ламп.

— Да, — почесал затылок Сергей, — и неужели никак нельзя проверить?

— А как? Оценщик скажет, что комитент согласился с ценой, в чем и подписался. Ему, видишь ли, хотелось побыстрей продать и получить деньги, а для магазина выгодно, чтобы вещи не простаивали на полках и чтобы увеличивался товарооборот. Вот если бы в антиквариатах делали моментальную фотографию принимаемой на комиссию вещи, а оборотную сторону снимка использовали как квитанцию, тогда можно было говорить, что на фотографии эта ваза выглядит дороже или дешевле. Уменьшится обман комитентов при приемке, и заодно вам станет легче отыскивать краденные, а затем проданные через комок вещи. Пока же оценщики являются самым узким местом в комиссионных магазинах.

— Что бы ты посоветовал в моем случае?

— Даже не знаю… Впрочем, у тебя есть две квитанции с близкими номерами. В антикварном обычно большие очереди. Перепиши всех, сдававших в это время, собери их, может, кто-нибудь вспомнит или опишет портрет нужного тебе комитента.

— А ты не мог бы сходить со мной и помочь немного разобраться с квитанциями?

— Сейчас не могу. Только часа через два. В шестнадцать устроит тебя? Во дворе антикварного магазина?.. Вот и хорошо.

Без десяти четыре Николаев был уже у антикварного магазина. Во дворе возле дверей с табличкой крутилось несколько парней, одетых ничуть не хуже Альбертика.

— Сдаешь что-нибудь? — кинулся к Сергею один из них.

— Нет.

— А дома есть что-нибудь старенькое?

— Ничего нет. Отстань, понятно? — зло буркнул следователь и отвернулся к вывешенным в окне правилам приема вещей на комиссию.

— Понятно, — кивнул головой юркий молодой человек и замахал рукой входящей во двор женщине. — Лидка, иди сюда! Что-нибудь оторвала?

Невысокого роста блондинка в красных брюках и на высоких каблуках подошла к нему и, махнув рукой, сказала:

— Так, ничего хорошего, вазочку маленькую прикупила. Последние деньги отдала. А ты чего-нибудь надыбал?

— Покажи вазочку.

— Да что там показывать? Серебряная вазочка. Восемь рублей за нее отдала. Не знаю, стоило ли?

Лидка вытащила из фирменного пакета, внутрь которого был вставлен обычный, небольшую вазочку.

— Смотри, с эмалью, — сказал молодой человек, прикидывая на руке ее вес. — Граммов на четыреста пятьдесят тянет.

— Сколько хочешь?

— Да я для себя вообще-то брала.

— Ну конечно, для себя.

— Для себя! Последние деньги отдала. Взяла, думала колготки куплю, а тут бабка с вазочкой. Я спросила, сколько хочет, говорит, тридцать. Я поторговалась и последние деньги отдала, что были в кошельке.

— Последние деньги? Да ты только что в кассе комка получила две с половиной штуки… Ну и сволочь ты, Лидка, бабке не могла тридцатку дать.

— Кто сволочь?.. Это ты, сволочь, стоишь здесь, скупаешь все подряд за копейки. И деньги чужие считаешь!

— За какие копейки? Я хоть половину цены даю, а ты по пятнадцать рублей каминные часы у бабок скупаешь и в комок их ставишь по две восемьсот.

— Это не мои часы были, я для человека одного покупала, и деньги не мои, я их отдать должна.

— Федя твой, по-пьяному, похвастался, как ты за бутылку бальзама и трояк у бабки эти часы выцыганила. Она, наверное, еще до сих пор ждет обещанное тобой мумие.

— Да, ну и что, тебе завидно?

— Катилась бы ты отсюда.

— Сам катись.

К Лидке подошел мужичок в сером стеганом пальто. Он взял ее под ручку и отвел в сторону.

— Сколько хочешь за вазочку?

— Не знаю, я для себя хотела оставить.

— Это я уже слышал. Пятьсот рублей устроит?

— Ты что! Вот, у Сашки, примерно такая была, так он по десятке хотел.

— Саша отдал мне ее по три с половиной за грамм.

— Врешь ты все. Он говорил, что отдал по семь рублей.

Перекупщик вытянул руку и на калькуляторе, вмонтированном в электронные часы, что-то быстро подсчитал.

— Посмотри. Четыреста пятьдесят грамм на три пятьдесят, получается тысяча пятьсот семьдесят пять. Все равно сейчас ты никому дороже не отдашь.

— Почему не отдам? Отдам… Да и граммов здесь больше.

— Может, и меньше.

— Я пойду, взвешу.

— Хорошо, но после этого я смогу дать только полторы.

— Никуда не денешься — я меньше чем по семь не отдам, — сказала Лидка и, крутя облаченным в красные штаны задом, ушла взвешивать свою добычу.

Мужичок улыбнулся ей вслед и подошел к молодому человеку.

— Чего ты на нее так взъелся? Не дала?

— Наоборот, это я не взял. Гнусная баба. Как ты думаешь, сколько ей лет?

— Никогда не задавал себе таких вопросов. Если мне женщина нравится, причем здесь года?

— И Лидка нравится?

— Боится продешевить.