Посланница вечности

Лето 1944-го года. Лагерь военнопленных в прикаспийской степи, местами переходящей в полупустыню. На выжженной солнцем земле порой встречаются маленькие лесистые распадки. В одном из таких распадков, насчитывающем всего с десяток деревьев и кустарников, а также вокруг него – в балке, по-местному, расположился лагерь.

Чахлая благословенная растительность хоть как-то спасает от зноя. Правда, подальше, южнее, километрах в пяти-шести, голубеет лес, чудом явившийся в этих местах. Настоящий лес. Но кто же позволит поселить пленных в лесу! Местные говорят, что этот лес – пристанище для перелетных птиц, коих весной и осенью тут – неисчислимые стаи: утки, гуси, лебеди… Как велик лес и насколько далеко он тянется, можно лишь гадать.

Километрах в трех-четырех к западу от лагеря – соляное озеро, где пленные добывают соль. Местные, опять же, говорят, что глубина залегания соли не меньше пяти километров. В некоторых местах по поверхности озера можно ходить, как посуху, настолько она твердая. А если бы кто-то из пленных вздумал искупаться – если бы ему кто-то разрешил! – тело просто вытолкнуло бы на поверхность из-за высокой концентрации соли. В этом озере даже если захлебнёшься, то не утонешь.

Вдали, в южной стороне, ближе к лесу, розовеет гора. Она сама по себе – соляной купол. А розовая из-за вкраплений самых разных минералов. Бурого железняка, меди, яшмы… Местные говорят (местные – русские и казахи, осевшие давным-давно в этих краях, а теперь работающие вольнонаемными на солепромысле), что гора – это настоящий склад полезных ископаемых.

Сначала часть пленных добывала соль именно в горе. Потом приехали геологи, бурили шурфы, брали пробы, проверяли состав минералов – что-то искали. Немцев из горы эвакуировали, соль стали добывать исключительно из озера. Того, что искали в составе залегавших в горе минералов, геологи не обнаружили. При этом выяснилось, что запасов мела, гипса, кварца, известняка, песчаника там – завались.

Прорубленные шурфы и природой созданные котловины постепенно заполнились какие пресной водой, стекающей по трещинам в слоях породы после дождей и снега, а какие – соленой, выступавшей из почвы. Из одного такого пресного озера и набирали воду во фляги Генрих с Андреасом.

До ближайшего озерка необходимо было пройти сквозь череду карстовых пещер, прочертивших гору извилистыми лабиринтами. Генрих дорогу освоил хорошо – он работал поначалу в том самом отряде пленных, добывавших соль в горе, пока не сподобился попасть на кухню. Заплутать в пещерных лабиринтах было несложно, даже зная дорогу. Или оступиться – и свалиться в котловину, заполненную водой.

Соленые озера соседствовали в горе с пресными. Шахтерские фонарики, закрепленные у водоносов надо лбом, скупо освещали их путь, но не в силах были одолеть глухую пещерную темень. Генрих рисовал знаки на стенах, регулярно их подновлял и по этим знакам ориентировался. Он и Андреаса пытался обучить своим премудростям, но тот, помимо клаустрофобии, страдал еще и топографическим кретинизмом.

Отказаться лазить в пещеры он не мог. Боялся, что у его друга и спасителя лопнет терпение пахать за двоих, и он попросит другого помощника. Чем бы Генрих мог свою просьбу мотивировать?! Леностью, то есть саботажем, Андреаса? Чем бы это закончилось для Андреаса даже в лучшем случае? Желающих занять его место подсобника на кухне хоть сегодня – пруд пруди. А солепромысла он долго не выдержит…

Превозмогая себя, обливаясь липким потом страха, он тащился за Генрихом, сцепив зубы и почти обеспамятев. До того ли ему было, чтоб смотреть по сторонам, запоминать последовательность пещер, считать количество шагов и замечать Генриховы отметины на карстовых стенах? Он влачился сзади, поддерживаемый одной мыслью: скорее заполнить фляги и – на волю, на свет!

Перетаскивал фляги с водой к выходу из пещеры Генрих. Хотя и оставаться в пещере одному было для Андреаса пыткой, все же он был занят работой, торопился покончить с ней побыстрее, да и приходилось быть крайне осторожным, чтобы, черпая воду, не свалиться, оступившись, в озеро. Пока его старший напарник вернется за очередной флягой, уже и кругов на воде не останется – плавать Андреас не умел, а вода была ледяная.

Обратный путь казался короче, а там – погрузить фляги с водой в телегу и передохнуть, привалившись спиной к скале, подняв лицо к солнышку, которое после пещерного давящего мрака казалось таким ласковым, а не обжигающим! Казалось, от его лучей тает ледяной комок ужаса, застывший в груди. Хотя привыкать к солнечному свету после длительного пещерного мрака надо было постепенно, и они выползали на поверхность прижмурившись, чтобы не ослепнуть.