После Аушвица

Небольшие улучшения в самых плохих условиях часто приводили к всплескам того, что казалось счастьем, и в первый день я отправилась в «Канаду» с чувством бодрости. Мы были на открытом воздухе, вдали от главного лагеря и тех тысяч истощенных лиц, которые напоминали нам о реальности нашего положения.

Сама «Канада» казалась зловещей страной чудес, полной удивительных вещей. Я подошла к одной огромной куче металла, блестевшей на солнце, и, к своему изумлению, обнаружила, что она состояла из тысяч пар очков. Одно складское помещение до потолка было завалено перинами, а в другом я увидела груду протезов. Также там было бесчисленное количество туфель, чемоданов и сундуков любой формы и размера. В одной комнате лежали детские чемоданы, большинство из них – с фамилией и датой рождения владельца, тщательно написанными родителями на лицевой стороне. В другой комнате можно было увидеть сотни пустых детских колясок, как в вековечной комнате ожидания в яслях, из которых не вернулся ни один ребенок.

Цель «Канады» заключалась в том, чтобы награбить все мыслимые еврейские ценности и отправить их обратно в Германию, где они затем распределялись среди солдат, их семей и обычных граждан. Немецкие мужчины брились еврейскими бритвами, в то время как добропорядочные немецкие матери катали еврейские коляски, а бабушки и дедушки надевали еврейские очки, чтобы читать газетные сообщения о военных действиях. В июле 1944 года 2500 наручных часов были отправлены жителям Берлина, которые потеряли свои дома и имущество во время воздушных налетов союзников. Бывшая заключенная-полячка по имени Ванда Шайнок вспоминала, как на станцию Освенцим перевозили пустые детские коляски, по пять в ряд. Их было так много, что прошел час, пока их все доставили.

В безумном стремлении не «растратить» ничего, нацисты даже собирали волосы, которые они сбривали с заключенных, и превращали их в ковры и носки. Все обрезки волос длиной более двух сантиметров использовались для изготовления париков, и многие гордые арийцы Третьего рейха в конечном итоге ходили с волосами мертвых евреев на голове.

Происходили воровство и грабеж в поистине гигантских масштабах, и количество денег, которое нацисты извлекли из еврейской собственности всех видов, не следует недооценивать как одну из причин их жестокой войны против нас.

В крематориях бригады рабочих вырывали золотые зубы у жертв. Затем зубы пропитывались кислотой для удаления остатков тканей и мышц и переплавлялись в золотые слитки для отправки в Германию. Это золото должно было быть повторно использовано стоматологической службой СС (одного 1942 года поставки хватило бы на все подразделения СС в течение всех пяти лет войны), но неизбежно большая часть его попала в руки лагерных охранников и на швейцарские банковские счета, включая Банк международных расчетов в Базеле.

«Присвоение» вещей охранниками нацисты считали серьезной проблемой. Все официально разграбленное имущество должно было быть учтено в Берлине, но многие солдаты в лагере занимались полномасштабной коррупцией и основывали целые состояния на кражах из «Канады». На одном этапе, до нашего прибытия, нацисты начали расследовать дела коррупции в лагере и арестовали многих охранников, а также временно отстранили коменданта Рудольфа Хесса. (На самом деле он был повышен до должности берлинского инспектора всех концентрационных лагерей, но он так любил Аушвиц, что вернулся обратно ко времени нашего приезда.)

В то утро меня отправили на работу в «Канаду» сортировать одежду и искать в ней скрытые «сокровища», и я искренне поражалась тому, что находила. Люди прятали в одежде деньги и драгоценности, а также еду, часы, документы и всякие другие предметы, например столовые приборы, которые, по их мнению, могли им пригодиться.

В то время как эсэсовцы часто доходили до вакханалии жадности, отчаянно пытаясь заполучить все, что можно было украсть у своих жертв, мои находки заставили меня вникнуть в суть тех разрушительных событий, которые на самом деле происходили в Аушвице.

Иногда «сокровища», которые я находила, были не более чем тщательно обрезанными и сложенными семейными фотографиями: крошечное изображение улыбающегося ребенка или старое фото чьих-то родителей, спрятанное в шов куртки.

Я стояла и смотрела на фотографию матери и отца с маленьким ребенком на руках и с чувством полного ужаса поняла: это единственное, что имело значение для человека, который спрятал эту фотографию, и что никто из этих людей никогда больше не увидит друг друга. Они все были мертвы.

«Канада» оказалась не более чем жутким кладбищем вещей – и за высокими деревьями, которые отделяли этот странный мир от остальной части лагеря, находились газовые камеры Биркенау и крематории, которые в тот момент работали сверх полной мощности над уничтожением более 400 000 венгерских евреев.

Было маловероятно, что нас с мамой минует та же участь, но одна встреча сыграла чрезвычайно важную роль в чуде нашего спасения.