После долгих дней

Вернувшийся в Париж в конце 1999 года Александр стал знаменит не только в научных кругах, но и во всем обществе. Его приглашали на телевидение как автора монографии о рукописи, найденной им на левом берегу Тигра. Именно тогда Телищев-младший понял, что ему просто необходимо написать книгу о событиях в Меде, не еще одну научную монографию, а художественный роман, может быть, притчу. В этот период он впервые пересмотрел свои взгляды на литературу, стал относиться к классике как источнику обучения. С особым вниманием перечитывал труды о том, как пишутся книги. Усердно изучал, анализировал статью Умберто Эко, напечатанную вместо предисловия к роману «Имя розы», о том, как нужно писать роман. Эко утверждал, что необходимо составить карту романа, тщательно продумать временные и географические рамки, проработать каждый персонаж, подобрать им костюмы, прически, а также предметы быта, да и множество иных деталей. Погрузиться полностью в описываемый мир. Философ Жиль Делёз сказал бы, что необходимо перейти в «зону другого». Александр решил, что кому, как не ему, известны временные и географические особенности того периода, о котором он хочет писать, кому еще, как не ему, лучше знать об одежде и предметах быта Шумера в XXX веке до н. э. Медленно, последовательно, он взялся за работу. Он хотел, прежде всего, чтобы о Меде узнали его современники. Чтобы тени сгинувших в потоке речной и дождевой воды людей обрели физическую форму, заговорили, стали действовать. Чтобы они показали, каким был этот стертый с лица земли древний город. Кроме того, для Александра это была единственная возможность нормально жить в тот сложный период, когда он ежедневно ждал новостей от Адрианы. Но ни писем, ни звонков не было. Девушка осталась далеко позади, хотя Александр мог видеть и слышать ее по телевизору ежедневно. И ему оставалось только, отрешившись от окружающего мира, работать.

15

За окном, ведущим на широкий стилобат[49], с которого Энмешарр не раз обращался к жителям Меде, пели птицы, масленичная ветвь, просунувшаяся в комнату жреца, раскачивалась под порывом слабого ветра, на стенах, украшенных сырцовыми плитами с изображением быков, плясали призрачные тени. Вдали были слышны шум города, крики торговцев, возгласы рабов и надсмотрщиков, возвращающихся с полей, голоса женщин, зовущих детей с улицы домой, грохот обмундирования военных, ходивших взад-вперед под стенами дворца. Жизнь казалась такой же, как всегда, неизменной, будничной, ничто не могло прервать ее течения. Всегда будет шуметь базарная площадь, заполненная глиняной посудой, тканями, мешками с зерном, семенами, мужскими и женскими украшениями, всегда будут работать гончарные и ювелирные мастерские, всегда будут открыты школы и городская больница. От городских ворот еще не раз на рыночную площадь потянутся ослы, нагруженные разными товарами. С повозок будут сгружать свинец, железную руду, а затем вновь нагрузят битумом или мешками с пшеном и ячменем. Шум этот будет вечным, как золото, блеск которого не угасает тысячелетиями.

Энси Энмешарр обедал в одиночестве, когда неожиданно вошел слуга и доложил о приходе посланца от жрецов Шуруппака. Энмешарр удивился, ведь посланник уехал накануне, чтобы передать жрецам мысли энси о происходящем, но когда посетитель вошел, то оказался совсем другим человеком, одетым как египетские купцы. Энмешарр с удивлением посмотрел на незнакомца и предложил ему сесть за стол; человек в черном плаще с цветными вертикальными полосами улыбнулся и уселся недалеко от жреца, рядом с огромным чеканным блюдом, на котором возвышалась пирамида из фруктов.

– Поешьте с дороги и выпейте медейского пива, дорогой посланник, – предложил энси. – Вашему предшественнику особенно понравилось темное из солода ячменя, что растет недалеко от Загроса… или, может, вина из фиников?

– Я пришел не пиво пить и не есть, Энмешарр, – голос незнакомца оказался чересчур громким. – Ты, право, удивляешь меня. Неужели не понял, кто я?

Энмешарр отчетливо вспомнил существо из своих утренних снов, его мутный взгляд, волнистую бороду, ехидную улыбку; энси оцепенел, не зная, что говорить и что делать дальше. Он помнил, что Нергал является неожиданно, как и все боги, но Энмешарр не предполагал, что произойдет это настолько просто, без всякого шума и галлюцинаций, без превращений в зверя или птицу, что Нергал просто придет и сядет рядом за обеденный стол.

– Выхода у тебя все равно нет, Энмешарр.

– Что вы хотите? Зачем вы пришли?

– За твоей жизнью и за Словом.

– За каким словом?

– Не испытывай моего терпения, Энмешарр. Я сказал, что пришел за твоей жизнью, не заставляй меня забрать еще и жизнь Хоседа.

– Вы знаете, что Слово мне неизвестно. Я никогда не входил в зиккурат.

– Значит, узнаешь, если тебе дорога жизнь сына. Посланник из Башни Магов придет к тебе, как всегда, под вечер. Когда он отправится в зиккурат, действуй.

Нергал встал из-за стола и направился к выходу.