После долгих дней

Александр не выдержал и, повернувшись к гудящей толпе, собрав всю накопившуюся злобу и все оставшиеся силы воедино, крикнул:

– Вы идиоты! Что вы здесь ищете? Здесь нет ничего ценного! Никакого золота нет! И никогда не было.

Как только Александр произнес эти слова, раздался выстрел. Александр почувствовал резкую боль в левом плече и упал, погрузившись в кромешное забытье.

25

Свершив вечерний ритуал, дильмунские жрецы, один за другим, проследовали сначала, как того требовала ежевечерняя церемония, в старую лабораторию аннунаков, служившую чем-то вроде культового памятника прошлому Шумера (по легенде, в этой лаборатории, которую перевезли из Дильмуна и восстановили в Шумере, был создан человек), а затем перешли в центральный зал второй террасы башни, куда должен был явиться казначей с новым отчетом о количестве золотых кирпичей в хранилище зиккурата. Каждый день дети аннунаков переплавляли новое золото в небольшие кирпичи и пополняли свои закрома. Если количество кирпичей оказалось бы равным тому, из которого была выстроена башня, они стали бы свободны, да и некоторые смертные из высших каст тоже обрели бы свободу от богов. Дильмунцы, чьи лица были плотно закрыты тканью даже в этих недоступных для простого смертного стенах, расселись на каменные скамьи, расставленные вдоль стен. Они молча ждали. Ни звука, ни шороха не было слышно в этих стенах без окон – без единого доступа наружу. Все помещения располагались внутри зиккурата, делились прямоугольными конструкциями, поддерживающими три террасы и святилище. Если в других городах зиккураты и храмы строились из сырцового кирпича, то вся внутренняя часть Солнечного дома в Меде, а также фасад и стены были из золота с примесью серебра и платины, которую тогда называли «очень прочное вещество». Золото, из которого был построен зиккурат, было переправлено дильмунцами по Евфрату, а затем через реку Тигр много веков назад, переплавлено в кирпичи и скрыто под толстым слоем сырцовой облицовки. Но когда боги разоблачили дильмунцев и людей и золото было обнаружено, Ан, Энлиль и Энки не стали разрушать зиккурат, посчитав его прекрасным хранилищем драгоценного металла, и велели снять сырцовый слой. Статуи были украшены драгоценными камнями, дильмунцы остались охранять святилище, но боги не подозревали, что, несмотря на снисхождение и прощение, дильмунцы будут упорны в своей цели. По высшему закону полубогам и смертным было запрещено накапливать золото, оно принадлежало богам, которые следили за тем, чтобы люди ни в чем не нуждались, честно трудились и жили тем, что смогли сами вырастить и продать. Боги не хотели, чтобы люди стали примешивать к чистейшему золоту большое количество серебра, как это делали ювелиры и торговцы дешевыми украшениями; чистое золото должно было храниться в тайниках и символизировать мощь богов, красоту и силу Земли, быть опорой всего сущего. Но дети аннунаков предали богов, были непреклонны и убеждены в своей правоте, они были готовы идти до конца, даже принять свою смерть и гибель людей, спровоцировать конец мира, смерчи, цунами, эпидемии, любой гнев богов. Они не могли жить так, как прежде, они жаждали перемен.

Казначей задерживался, но дильмунцы, облаченные в длинные черные одежды, наглухо скрывающие тела и лица, сидели молча, не выдавая волнения и тревогу, которая уже давно поселилась на вершине холма и пробралась в стены храма. Предчувствие страшных событий, недобрые предзнаменования и видения следовали одно за другим в последние дни октября, но дильмунцы хотели сохранить видимость благополучия и размеренности бытия. Они желали избежать паники, кроме того, будучи бессмертными, предвидели, что боги могли лишить их этого высшего из даров, и молили о единственном способе принять смерть – неожиданно и быстро, – как для себя, так и для людей.

Наконец, неслышно ступая, в зал вошел казначей, лицо его было плотно закрыто капюшоном, он остановился при входе, затем уверенно прошел в центр, поднял голову, несколько мгновений как будто всматривался сквозь ткань капюшона в черные неподвижные фигуры дильмунцев, неожиданно поднял руку, поднес ее к капюшону и медленно снял его. Увидев лицо вошедшего, многие дильмунцы поднялись со своих скамей и один за другим стали снимать капюшоны.

– Ваш казначей не придет! – прогремел голос вошедшего. – Пришло время расплатиться за свои ошибки, дети аннунаков. Ничто в этом мире не проходит беззвучно и бесследно, все видимо и доступно для слуха; куда бы вы ни пошли, что бы ни задумали, нам известно все. Несколько столетий после данного вам прощения, после того, как вам была предоставлена возможность жить честно, боги наблюдали за вами, с горечью отмечая, что вы не ценили их благосклонность, мелочно и безрассудно обманывали их. Если Ан и Энки простили вас и на этот раз, то Энлиль, мой отец, не видит смысла забыть о зиккурате города Меде. Единственным заслуженным наказанием для вас он выбрал смерть, а Золотой зиккурат станет прекрасным хранилищем и памятником древнему золоту богов. Он будет стоять на этом месте вечно, пока жива Земля.