После Ельцина. "Веймарская" Россия

Если я прав, то вот она - пропасть. Я-то пытаюсь объяснить, что нет ни малейшего национального унижения в том, чтобы принять такую помощь от “варягов”. Ведь не случайно не сумели самостоятельно создать стратегию перехода ни веймарские политики в Германии, ни тайшоистские - в Японии. На национальной арене проблема эта просто не имеет решения. Подозреваю, умом собеседники мои тоже это понимали. Но внутри них что-то сопротивлялось такому признанию, что-то вставало на дыбы. Вот они и соглашались - и не соглашались. И морочили голову - и мне, и себе…

Остается одно - писать.

9 Роль, выпавшая мне на долю,— роль наблюдателя и вместе с тем непосредственного участника событий, живого, если угодно, моста между российской и западной демократией, - и сама по себе внут21

ренне противоречива. А к тому же и воевать приходится на два фронта — и с российским реваншизмом, и с веймарской политикой Запада. Но что поделать, если это две стороны одной медали: своей политикой Запад практически сдает Россию реваншистам. Адресуя эту книгу и российскому, и американскому читателю, я попадаю еще в одну небезопасную для автора “вилку”. Имею в виду не только плохую совместимость двух литературных традиций

—западной (ироничной и аналитической) и русской (эмоциональной и полемической), но и естественную разницу в восприятии обеих предполагаемых аудиторий. В отличие от американской, русская наизусть знает всех людей, чьи портреты она здесь найдет, и интересен ей поэтому не столько очерк их политических нравов, сколько живой спор с их идеями. И не столько беспристрастный анализ, сколько контраргументы, недостаток которых остро ощущается в неравной психологической войне, навязанной реваншистами. Ведь в отличие от западной интеллигенции, пока что, к сожалению, знающей об этой войне в лучшем случае понаслышке, она и вправду воюет, моя русская аудитория.

Обмануть эти ожидания я не могу, надеясь, что и американский читатель, в виде компенсации за все возможные издержки чуждого ему стиля, откроет для себя новый, неожиданный, тревожный и яркий мир идей и людей.

Материалы, использованные в этой книге, касаются главным образом эпохи путчей и мятежей - от 19 августа 1991-го до октября 1993 года. Именно в этой фазе “горячей войны”, зловеще напоминавшей аналогичный эпизод в истории веймарской Германии - от марта 1920-го до ноября 1923-го, - все обнажилось предельно: не только страсти оппозиции, называющей себя непримиримой, но и ее цели. Поэтому и рассматриваю я эпоху путчей и мятежей как самую важную в процессе веймаризации имперской державы. Она говорит нам о сущности этого процесса и о его конечном исходе несопоставимо больше, нежели сменившая ее фаза мнимой стабилизации.

Если бы в 1930-м ктонибудь попытался предсказать, чем разрешится германский кризис, короткая фаза “горячей войны” 1920—1923 гг. ответила бы на его вопросы куда более внятно, нежели все долгие и

двусмысленные годы последующей “стабилизации”. Эпоха путчей и мятежей — именно она оказалась предвестием и черновой репетицией катастрофы. То же самое, боюсь, может быть верно и в отношении “веймарской” России - в случае, если (не устану повторять) сегодняшняя американская политика не будет радикально реформирована, покуда есть еще для этого время.

И пусть никого не обманывает кажущаяся незначительность, мизерабельность вождей этой “горячей войны”. Их нужно знать в лицо, знать их идеи и характеры, их силу и слабости. Не надо над ними шутить. У кого-то из них есть реальный шанс стать хозяином постельцинской России.

Ктонибудь из моих читателей, возможно, помнит полустолетней давности книгу “Третий рейх в лицах”. Может быть, даже помнит автора. Я забыл. Вообще единственное, что осталось в памяти от этой кни

22

ги - отчаянное разочарование: так запоздали ее открытия… Дорога ведь ложка к обеду. Книга была нужна не постфактум, но задолго до того, как Третий рейх появился на свет. Кто знает, если б мир заранее разглядел эти лица и эти идеи - он, быть может, и не позволил бы родиться такому чудовищу.

Благодаря странному капризу истории у нас есть сейчас возможсть познакомиться с лицами - и идеями - следующего “Третьего Рейха” (или точнее, Третьего Рима, как гордо величают свою мечту российские реваншисты), не дожидаясь его превращения в кровавую историческую реальность.

Я искренне надеюсь, что я ошибаюсь. Как странно - исследовать боится оказаться прав. Но я боюсь. И тем больше у меня для этого оснований, что — на свою беду и вопреки всем профессиональным “скептикам - прав я уже однажды оказался…

Предрасположение человека к справедливости

делает демократию возможной, но его же предрасположение к несправедливости делает

ее необходимой. Рейнольд Нибур

Глава первая