После Ельцина. "Веймарская" Россия

Психологическая война Странная история случилась со мною в Москве, в июне 1993-го. Как было уже упомянуто, я давно работаю над серией политических портретов виднейших вождей и идеологов реваншистской оппозиции. Со многими из них я встречался и спорил, других знаю лишь по публикациям. Некоторые очерки были напечатаны в Америке и в России. Один из них, посвященный покойному историку и этнографу Л. Н. Гумилеву, высоко чтимому сейчас в “патриотических” кругах, появился в довольно камерном московском журнале “Свободная мысль”. Вскоре затем группа “патриотических” интеллектуалов отчитала меня с российского телеэкрана за “оскорбление национальной святыни”. Чтобы не вступать в пустую перебранку, я решил побеседовать о теориях Гумилева с крупными специалистами, его коллегами, и опубликовать нашу беседу в популярном издании. Стал искать собеседников. И представьте - не нашел. Евреи отказались потому, что они евреи, и им, объяснили мне, не подобает в сегодняшней Москве даже просто смотреть в сторону “русской идеи”, не то что обсуждать (можете вы, читатель, представить себе ситуацию, при которой сэр Исайя Берлин отказался бы участвовать в дискуссии о Льве Толстом или Артур Шлезингер - о Джоне Кеннеди только из-за своего, скажем так, неадекватного этнического происхождения?) Но дальше выяснилось, что от разговоров на эту взрывоопасную тему дружно уклоняются и русские - все, кого я пытался на это подвигнуть. Не дай Бог, и их запишут в “оскорбители”. А у них, извините, семья, дети…

Одна знакомая, очень хорошо осведомленная московская дама, так этот мой конфуз откомментировала:

- А я сама их боюсь. И мало кто в Москве свободен сегодня от страха перед ними. Уже сейчас, не дожидаясь какогонибудь там “военно-националистического путча”, узаконила себя своего рода негласная цензура, куда более строгая и всеохватывающая, нежели прежняя, государственная. Настоящее табу, если хотите, нарушать которое опасно для всех - от научного сотрудника до президента. Люди, причисленные к лику “патриотических” святых, пусть даже это

26

оголтелые антисемиты, как покойный Лев Гумилев,— вне критики. Надо быть безумцем, чтобы посметь их тронуть. В этой странной истории мне почудился симптом чего-то куда более зловещего, чем даже в панических предчувствиях собеседников м-ра Бродского. Перейден какой-то психологический порог, которого в нормальном обществе порядочные люди не переступают. Подорвавшись на минном поле веймарского перехода, интеллигенция раскололась. Рушатся старые дружбы, распадаются старые кланы, люди одного и того же круга становятся чужими друг другу, а иногда и смертельными врагами. Утрачена общая почва для спора, нет больше общего языка, общих ценностей, нет общепризнанных авторитетов.

Когда я в первый раз у стен Кремля увидел разъяренные толпы противников и сторонников Ельцина, готовых растерзать друг друга, мне вспомнились безумные осады клиник в Америке, организованные активистами “Операции Спасение”. То же безрассудство, тот же запредельный экстремизм. Разница лишь в том, что в Америке эта психологическая гражданская война между противниками и сторонниками абортов локальна, а в России охватила она весь народ - снизу доверху. Спикер парламента публично проклинает государственное телевидение как “геббельсовскую пропаганду”. Пресс-секретарь президента так же публично обзывает парламент “инквизицией”. Депутат Андрей Захаров, вовсе без намерений рассмешить аудиторию, так описывает свои парламентские впечатления: “Коллеги говорят, что при голосовании они руководствуются единственным критерием - если предложение вносится президентом, надо обязательно нажимать кнопку “против”. Смысл предложения значения не имеет”. Оппоненты обвиняют друг друга в убийстве нации, призывают “арестовать”, “интернировать”, даже “повесить” противников. Так выглядит вблизи психологическая война.

Нет, реваншистская оппозиция пока еще слишком слаба политически, чтобы претендовать на власть. Но она уже диктует вполне свободным как будто бы людям свои правила игры, свои условия сосуществования.

Именно так все и начиналось в веймарской Германии. Лишь испытав это на себе, понял я, кажется, окончательно, что суть происходящего сегодня в России не только в переходе к рыночной экономике, как обычно трактуют дело западные эксперты, и даже не в перманентном политическом кризисе, как склонны думать мои друзья в Москве.

О чем не знают

эксперты Суть - именно в этой, невидимой извне, не регистрируемой никакой статистикой и не улавливаемой никакой ученой экспертизой психологической войне между свободой и реваншизмом. В войне, которую демократия медленно, но неуклонно проигрывает - по мере того, как углубляется эрозия либеральных ценностей и испаряется

доверие к Западу. Нет, не численностью, не политическим влиянием и тем более не силой страшна на самом деле сегодня реваншистская оппозиция, но

27